Лабиринты памяти - Энн Вулф Страница 35

— Млисс, скажи, зачем я несколько лет платил деньги своему врачу? Если бы я встретил тебя раньше, все могло быть по-другому.

— Иронизируешь? — Млисс показалось, что он отнесся к ее словам несерьезно.

— Ни капельки. Раньше — да. Сейчас я начал доверять тебе, прислушиваться к тому, что ты говоришь, Млисс.

— И что изменилось?

Вот он, твой звездный час. Скажи ей, другого удобного случая может не представиться. Скажи, не бойся. Если она так хорошо и тонко понимала тебя до этого, поймет и сейчас. Нет ничего страшного в том, чтобы произнести три слова. От этого никто еще не умирал. Люди становились счастливыми, несчастными, но никто до сих пор не умер, произнеся три заветных слова:

— Я тебя люблю.

Признание Трэвора зазвенело в ушах растерявшейся Млисс. Эта ночь, дождь за окном, ветер, бьющийся в стекло, гостиничный номер, — все наполнилось новым, особым смыслом. Все перестало быть обычным, раскрасилось миллионом пестрых цветов, зажило волшебной, сказочной жизнью. Неужели этот прекрасный мир, в который не страшно войти с открытыми глазами, называется счастьем? Ответь ему, открой ему свое сердце, пусти его в свою душу и ничего не бойся — никакой страх больше не властен над тобой. — Я тоже люблю тебя.

Впервые в жизни тело Мелиссы Линсей узнало о том, что такое наслаждение. Впервые до нее дошел смысл того, о чем она так часто слышала и чего не могла понять.

Руки Трэвора гладили, ее измученное томительным ожиданием тело, лаская каждый его миллиметр, согревая каждую клеточку. Эти теплые и властные мужские руки не пропустили ничего: ни маленьких изящных пальчиков ног, ни слегка дрожащих от возбуждения коленей, ни горячего пушистого холмика внизу живота. Они добрались и до ее груди, осторожно и долго гладили раскрывшиеся бутоны сосков, нежным прикосновением доводя Млисс до сладостного безумия. Ее тело трепетало, оно требовало большего, оно закипало как вулкан, готовящийся к извержению. Но Трэвор не торопился. Он хотел узнать все о теле Млисс, хотел запомнить его так, чтобы не позабыть уже никогда.

Он выводил языком на ее шее страстные признания в любви и диком желании. Он ласкал маленькие ракушки ушей так, словно хотел найти в них жемчужинки. Он целовал ее глаза, наслаждаясь шелковым прикосновением ресниц. Он исследовал ее маленький, страстный рот, погружаясь в него, как в океанские глубины. Он ждал. Ждал, когда желание переполнит ее, и она не сможет больше дышать, говорить, двигаться без его прикосновений. Он хотел погрузить ее в пучину томительной страсти, в которой утопал сам.

Млисс изгибалась, изнемогая от желания. Руки, в поиске Бог знает чего, бродили по спине Трэвора, рисуя на ней причудливые узоры страсти. Я люблю тебя, шептала она, я люблю тебя. Теперь, когда смысл этого слова стал для нее доступен, ей хотелось повторять его еще и еще. Люблю, люблю, люблю…

Трэвор раздвинул ее худенькие колени и погрузился в мир наслаждения, который так долго был для него закрыт. Он видел глаза Млисс, туманные и расширившиеся от желания, смешанного с любопытством: что же принесет ей это новое чувство? Он любовался ее приоткрытым ртом, из которого раздавались тихие стоны. Он погружался в нее все глубже и глубже, почти теряя сознание и рассудок от той головокружительной высоты, на которую возносило его наслаждение.

На секунду он остановился: стоны Млисс становились все громче, и ему так хотелось слушать их, еще раз заглянуть в ее туманные зеленые глаза до того, как все кончится. Он любовался ее лицом, которое страсть делала еще прекраснее. Еще одно движение — и Млисс достигла той желанной вершины, с которой совершенно не страшно было падать. Еще одно движение — и Трэвор почувствовал, что теперь Млисс стала частью не только его души, но и его изможденного наслаждением тела.

Потом он долго разглядывал ее лицо, лучившееся счастливой усталостью. Гладил ее губы, совсем недавно одаривавшие его поцелуями. Зарывался в волосы, опутывавшие льющимся шелком его руки. Вот она — любовь, такой полной сделавшая его душу. Вот она — истинная радость, без которой жизнь была бы глупой историей, написанной неумелым графоманом. Вот оно — счастье, когда хочется кричать, петь и повторять, повторять, повторять бесконечное количество раз повторять слова любви.

— Трэвор…

— Что, Лисси?

— Я и представления не имела о том, что это может быть таким чудесным. Я думала, что люди обманывают сами себя, рассказывая о плотской любви красивые сказки.

— Я рад, что переубедил тебя. И буду переубеждать снова и снова, если ты мне, конечно, позволишь. И еще одно: я хочу всегда быть рядом с тобой. Понимаешь, всегда.

— Я тоже этого хочу. Мы знакомы совсем недолго, а я уже не могу себе представить, что тебя не будет рядом.

— Глупая. — Он придвинулся к ней и сгреб в охапку ее обнаженное тело. — Какая ты глупая. Я всегда буду рядом, верь мне. Я никуда от тебя не денусь. Ты единственное, что у меня есть. Самое дорогое, самое прекрасное, самое любимое. Самое счастливое, что случилось со мной. Не встреть я тебя — вся моя жизнь была бы бессмысленной.

Млисс улыбнулась. Ей было так тепло и надежно в его объятиях. Все тревоги растаяли, страхи развеялись. Теперь она точно уверена в том, что все будет хорошо. Она найдет сестру, и они, все трое, будут счастливы. Нет, четверо — она вспомнила горестное лицо Франческо. И ничто никогда не омрачит их жизнь. Все будет как в сказке со счастливым концом. Только бы скорее настал этот счастливый конец, потому что душу все равно тяготит тревога.

— Не грусти. — Трэвор угадал мысли Млисс. — Мы найдем твою сестру и вернем ее Франческо. И погостим у них в Италии, если эта страна еще не вызывает у тебя отвращения. Все будет хорошо, не сомневайся. Самое главное, что мы вместе. А вместе мы с тобой горы можем свернуть. Видишь, я уже потихоньку перевоспитываюсь. Из бирюка-пессимиста превращаюсь в счастливого обладателя розовых очков. Нравится перемена?

— Ага, — довольно кивнула Млисс. — Еще бы! Когда мы с тобой познакомились, я думала, что ты неисправим. Но ты определенно делаешь успехи.

— А как иначе — ведь у меня такой замечательный учитель, точнее, учительница.

Млисс испытала мучительное желание выкурить сигарету. Господи, ну почему оно приходит к ней так не вовремя! Она представила себе реакцию Трэвора. К тому же Млисс не курит. Только когда сильно волнуется. После всего пережитого ею сегодня, хорошего и плохого, это не удивительно. То, что ей невыносимо хочется почувствовать во рту восхитительный легкий дымок…

— Трэвор, ты, наверное, будешь ругаться, — осторожно начала Млисс.

— Я — ругаться? — Делано возмутился Трэвор. — Да за кого ты меня принимаешь? А что ты задумала?

— Трэвор, миленький, любимый, мне так захотелось курить. Я все на свете отдам сейчас за сигарету. Одну единственную. Я больше не буду.

Трэвор нахмурился.

— Ты ведь не куришь — ты курила только один раз, в Италии. Попробуй перетерпеть. В конце концов, не умрешь же ты без сигарет?