Только по любви - Дженнифер Блейк Страница 35

— Я не потерял веру в то, что мадемуазель Жюльет будет найдена. И у меня бы было ее больше, если бы мне разрешили присоединиться к поискам.

Безусловно, это было безумием, но Изабель очень хотела, чтобы проклятая женщина объявилась.

— У вас есть какие-нибудь идеи, где искать?

— В сельской местности. Ее присутствие было бы легко заметить в городе, я думаю. Какой-нибудь слуга, королевский страж или купец проявил бы любопытство, и во дворец проникли бы слухи. — Он замолчал, посмотрел на тряпку, которую она держала. — Пока у вас это в руке и вы исполнены сознанием долга, можете это использовать.

Это было разрешение выкупать его или, возможно, просьба. Она не могла протестовать, так это ожидалось от нее. Однако что-то в его тоне, слабый гул предвкушения тревожно оповестил ее о близости. Игнорируя его, как только могла, она встала на одно колено рядом с ванной и окунула тряпку в теплую воду. Она хорошо намылила ее, думая, с чего начать.

— Не намочите вашу шину, — сказал он с мягким предупреждением.

Он наблюдал за ней сквозь щели между веками, а уголок его рта изогнулся во что-то, опасно близкое к ухмылке. Он знал, как она себя чувствует, она была в этом уверена. Вдохнув, собираясь с мужеством, она шлепнула тряпку в центр его груди и начала тереть небольшими кругами.

Он проворчал, мурашки рассыпались по его коже, пробежали по его плечам и вниз по рукам. Несмотря на это, он не протестовал. Ресницы всколыхнулись, и глаза полностью закрылись. Грудь поднималась и опускалась, пока он глубоко дышал. Через мгновение мурашки исчезли. Напряжение начало покидать его мышцы.

Он наслаждался ее прикосновениями. Это радовало ее каким-то нелепым образом. Ее движения замедлились. Она ослабила давление до легкого скольжения. Через мгновение она обернула тряпку вокруг своей руки и провела ею по упругой мускулатуре его груди, втирая мыло в волосы, покрывающие ее. Она обнаружила, что его соски затвердели, как и ее, когда до них дотрагивались, хотя они были цвета дубленой кожи.

Пока он лежал в полудреме, она смогла поближе изучить его черты. Какими длинными были его ресницы, каким твердым был изгиб рта. Это лицо не было грубым, несмотря на его силу, а было отмечено чувственностью и острым умом. Тонкий шрам разрезал пополам одну бровь и пересекал скулу, но у него были более свежие раны. Его волосы с правой стороны головы были опалены на кончиках, и воспаленные красные ожоги тянулись от его челюсти вниз по шее до ключицы. Ушиб на спине распространялся от плеча, захватывая почти всю верхнюю часть спины.

Осторожно наклонив его вперед легким нажимом своей поврежденной руки, она начала мыть между лопатками, хотя была очень осторожна на этом участке.

— Эти ушибы, вот здесь, возникли вследствие атаки Грейдона, не так ли?

— Возможно. — Одно слово было низким рокочущим звуком.

— Мне жаль.

— Ему тоже, я уверен, поскольку у него множество собственных ушибов. Я не буду сильно удивлен, если его нога окажется сломанной.

— Он ее только сильно растянул и вывихнул колено, как сказал Дэвид, — ответила она, — не то чтобы он не заслужил худшего. — Когда он не ответил, пребывая в полудреме, она продолжила: — А шрамы, откуда они?

— Шрамы? — Он поднял бровь, хотя не открыл глаза.

— Вот здесь, — сказала она, протирая тряпкой по сетке тонких белых линий.

Рэнд дернул плечом:

— Это пустяки.

— Они не кажутся мне пустяковыми. — Она разглядывала отметины, пока осторожно терла их. — Они, должно быть, очень давние, еле видны.

— С десяти лет.

— Десяти! Кто сделал такое с ребенком? — Она не могла сдержать возмущение в голосе.

Его смех был безрадостным, когда он наконец мельком взглянул на нее через плечо:

— Единородный брат, не намного старше меня. Уильяму было тринадцать, и он бесновался от того, что наш отец привез меня в Брэсфорд, чтобы обучить как будущего управляющего поместьем. До этих пор я жил с моей бабушкой и дядей на небольшой ферме, но они умерли от лихорадки. Мак-Коннелл — Уильям — хотел указать мне на мое место. Двое крепостных прижимали меня к земле, а он пустил в ход свой хлыст для верховой езды.

— Он ревновал, — сказала она.

— Возможно, хотя не было оснований, ведь, в конце концов, он был законным сыном. Когда Уильям избивал меня, неожиданно зашел отец. Чтобы загладить его вину, он привел меня в дом, чтобы я разделил привилегии Уильяма и занимался с его учителем. Хотя, конечно, не дал мне фамилию Мак-Коннелл.

— Вы взяли ее и так, — сказала она, начиная понимать. — Или, по крайней мере, взяли название поместья вашего отца как собственное имя.

— Оно казалось подходящим.

Он принял подарок Генриха — отцовские земли и имя Брэсфорд, которое шло с ними. Но он предпочитал, чтобы его называли по имени, данному ему при рождении, как он так умело доказал сегодня. Было ли это потому, что он все еще думал о себе так?

— Кажется, вы ладите с Мак-Коннеллом сейчас, — сказала она осторожным тоном.

— Он научился терпеть меня, так как от этого зависело уважение нашего отца. Мы даже стали компаньонами в каком-то роде, когда оба обучались в Пембруке.

— Где Генриха держали как пленника после того, как у его дяди забрали поместье, я полагаю. Это там вы встретились?

— Как вы и говорите. Мы подружились, Генрих и я. Когда он уезжал из страны, он просил меня поехать с ним как своего оруженосца.

— Но не вашего брата.

— Уильям остался с людьми его матери. Некоторое время спустя он пошел служить Эдуарду.

— Но ведь это Эдуард IV обезглавил вашего отца!

— Нашего отца, — кивком согласился Рэнд, — не то чтобы Мак-Коннелл простил ему. Но, как и многие сыновья аристократов в последние годы, он в конце концов примирился со своей совестью. Он присоединился к армии Эдуарда, чтобы сделать карьеру и в надежде получить вознаграждение.

— Возвращение Брэсфорда, например.

— Именно. Он уважал младшего брата Эдуарда — Ричарда — как военачальника и служил под его предводительством достаточно охотно. После смерти Эдуарда он не мог мириться с присвоением Ричардом короны. Он выжидал, затем снова сменил белую розу Йорков на красную Ланкастеров. Он думал, что Генрих будет в достаточной степени благодарен за поддержку и может вернуть ему Брэсфорд. То, что он не учел, так это мое возвращение вместе с Генрихом.

— Но уже не в качестве оруженосца.

Рэнд слегка потряс головой:

— Пребывание в Бретани в качестве изгнанников более десятилетия дало мне возможность приобрести его дружбу и более высокое место на его службе. Годы, проведенные на периферии иностранных дворов, где не было чем заняться, кроме участия в тренировочных состязаниях с мечом и копьем или совершенствования навыков в турнирах, были достаточным периодом времени, чтобы превратиться из оруженосца в солдата.