Авдотья и Пифагор - Ребекка Уинтерз Страница 35

Но у отца своя игра, и Марат, похоже, начинал ее понимать.

Главный мотив оставался прежний — свой, надежный, порядочный и суперумелый врач. Побочно же папан, похоже, воспитывает своего великовозрастного сынишку. Он не раз объяснял вербально: не должен тигр считать своим соперником барашка. Едой — может, подушкой под голову или еще как — пожалуйста, но соперником — нет. Иначе может произойти смешение основных понятий и целей.

Во время одной из таких бесед Марат спросил отца:

– А если бы она выбрала Пифа, мне следовало уступить?

– Не знаю, что следовало бы, — ответил отец. — Знаю, что не следовало.

– И что же не следовало? — пошел до конца Марат.

– Метать бисер перед свиньями, — откровенно выложил Станислав Маратович. — Если ты хочешь осчастливить человека, а человек этого не хочет, пусть идет на… — отец перешел на обычно не принятую в их доме терминологию. — Найдутся тысячи желающих.

– А разве не ты учил меня добиваться всех поставленных целей?

– Всех правильно поставленных целей, — уточнил отец.

И завел свою старую песню про бар и холопов. Если холоп желает остаться в холопстве и не мечтает стать барином — пусть остается.

А потом зачем-то рассказал дурацкую историю из собственной студенческой молодости. У них с Сергеем Николаевичем в группе учились три венгра. Одного звали Пидер.

Педагогам на перекличках неудобно было произносить это слово, и они старались его изменить. Чаще всего говорили «Питер», созвучно и безопасно. Вот только венгр не любил, когда его имя искажали, и поправлял преподов: Пидер, мол, я, а вовсе не Питер.

И тогда один пожилой преподаватель, ко всем студентам обращавшийся только на «вы» и слывший поборником демократии, ответил венгру максимально демократично.

– Пидер так Пидер, — спокойно сказал он. — Хочешь быть Пидером — будь им.

Фраза разлетелась по институту и стала крылатой. Настолько крылатой, что дошла до парткома, правда, без оргвыводов.

Марат честно выслушал историю и тоже не смог сделать оргвыводы. Зачем отец ее рассказал? Он ведь никогда ничего не делает зря.

Семейный праздник шел своим чередом.

Наконец дошла очередь до Пифа. Именинник встал напротив него с наполненным бокалом. Пиф предусмотрительно налил в стопку минералку, чтобы можно было, больше не привлекая внимания, опустошить ее до дна. Впрочем, вряд ли сейчас станут поднимать тост за прибавление в семействе…

Однако Станислав Маратович затронул тему, довольно близкую к названной.

– Ты не наша родня, — зафиксировал он бесспорный факт, — но ты уже сделал много полезного для Семьи. Начал с малого, поднял на ноги собаку, подыхавшую от чумки. Прошу обратить внимание, — обратился Кураев к присутствовавшим. — Профессиональный ветеринар отказался, сказал «бесперспективно», даже за большие деньги. А мальчишка сопливый — вытащил. По два раза в день капельницы ставил и банку с раствором лично держал. Я смотрел и удивлялся. Когда сука выжила — я очень обрадовался. И, поверьте, не из-за суки, а из-за того, что снова не ошибся в выборе. Появился человек, которому достаточно скоро можно будет доверить собственную жизнь. И это время настало даже быстрее, чем я предполагал. Вы помните, в каком состоянии была Елизавета Петровна, бабушка Марата, моя теща. Так вот, она и ныне здорова. Сейчас в санатории, пару часов назад звонила поздравить. Передала тебе привет и благодарность, — Станислав Маратович посмотрел на смущенного Пифа.

– В общем, я хочу выпить за то, что ты теперь приближен к нашей Семье, — закончил именинник. — Конечно, сын есть сын, внук будет внук. Но в следующем, самом близком круге тебе уже забронировано место.

– Спасибо, Станислав Маратович, — поднялся со своей стопкой Пиф. — Можете быть уверены: если, не дай бог, вам или вашим домочадцам понадобится помощь, рассчитывайте на меня. Да и на доктора Балтера тоже, он никогда мне не откажет.

Они выпили стоя, поговорили еще о чем-то необязательном. Потом чудесно играл и пел русские романсы Сергей Николаевич. Потом Пиф засобирался на дежурство — Станислав Маратович даже выделил Ивана Озерова, чтоб тот подвез парня в клинику.

Буря не разразилась. Напряжение, витавшее в воздухе, постепенно рассеялось.

Только не в душе Кураева-младшего.

Он в окно видел, как Дуняша пошла провожать Пифа, как они о чем-то шептались на крыльце, как она на прощание легко коснулась губами щеки Светлова. И снова с самого донышка Маратовой души поднялась темная и тягучая ненависть к этому уроду. Именно от него идет вся неразбериха с женой.

Отец прав насчет тигра и барана, только вывод делает неверный. Если баран мешает, его нужно просто уничтожить. Соперник — не соперник, какая разница? Нет барана — нет проблемы.

Марат с трудом дождался, когда гости разойдутся.

Попрощавшись с родителями, чуть не бегом рванул в их с Дуняшей спальню.

Жена сидела на кровати, еще одетая, и с кем-то разговаривала по мобильному.

«Надо завтра узнать с кем», — машинально подумал Марат. Впрочем, по ее радостной улыбке он уже догадывался.

Увидев мужа, быстро распрощалась с собеседником, спросила, как прошла командировка. Вместо ответа Марат схватил ее за руки, крепко притянул к себе.

– Мне бы не хотелось сегодня… — Тихие слова ледяным душем пролились на Марата.

– Почему? — глухо спросил он.

– У меня утром еще не совсем кончилось, — попыталась объяснить она.

– Плевать, — прохрипел Марат.

Он был уверен, что жена врет. Его сознание заняли лишь две мысли: первая — ею надо немедленно овладеть, вторая — этого урода надо гасить, что бы ни говорил отец. Он дернул «молнию» на ее юбке, сбросил раскрывшуюся тряпочку к ногам. Таким же резким движением стянул с нее белье.

– Но я хотя бы в душ пойду…

Дуняша по-настоящему испугалась, чуть не плакала — Марат на глазах терял человеческое обличье.

Больше она ничего не успела сказать.

Он даже не на кровать ее бросил, а на ковер, как когда-то. А может, специально — чтоб помнила.

Удивительно, но в этот раз Дуняша решилась на сопротивление.

Она сражалась так, как будто ее атаковал уличный бандит, а не муж. Впрочем, все было бесполезно — с чудовищной силой Марат сжал ее руки, раздвинул ноги и, наплевав на причиняемую физическую боль, сделал все, что хотел.

Прошло минуты три, может, час: время перестало размеряться равными порциями, превратившись в сплошной, медленный и тягучий поток.

Дуняша молча лежала на полу, даже не пытаясь подняться. Недавно белая и нарядная блузка порвалась и испачкалась кровью от двух ссадин на плече. Все тело болело, но это ее сейчас волновало меньше всего.