Добродетель в опасности - Элейн Барбьери Страница 35

— Совершенно верно. Ты что-то хочешь сказать по этому поводу?

— Да, я хочу сказать. — Тернер больше не мог молчать. — Тебе надо было остаться там чуть подольше и развлечься с той рыжей шлюхой, а не отыгрываться теперь на нас!

Морган угрожающе застыл.

Кончита резко отступила к задней стене, в страхе ожидая, что будет дальше. За столом повисла зловещая тишина. Тернер стал белым как полотно. Взгляд его испуганно заметался по столу и наконец остановился на ледяных глазах Моргана.

— Я не имел в виду ничего такого, — пробормотал он, пожимая плечами, — Симмонс рассказал нам про рыжеволосую женщину, только и всего.

Кончита вдруг заметила, что Морган дрожит, но не чувствовала в нем ни капли страха. Он прошипел, с трудом сдерживая гнев:

— Это был первый гвоздь в твой гроб, Тернер. Предупреждаю сразу: следующий вылетит из дула моего револьвера. И вот еще что. Я больше не желаю слышать ни слова о рыжеволосой женщине. Никогда! Запомните это все, если вам дорого ваше здоровье. И раз уж на то пошло, знайте: завтра мы будем клеймить скот, несмотря ни на дождь, ни на пекло. Мы начнем с того, на чем остановились, и у вас есть только два способа увильнуть от работы: либо вы отсюда уедете, и мы распростимся навсегда… либо вас отсюда унесут. Выбирайте.

Тяжело дыша, Морган взялся за нож с вилкой, отрезал кусок мяса, немного пожевал и с отвращением выплюнул.

Швырнув на тарелку столовые приборы, он резко встал, кинул мрачный взгляд на дрожащую Кончиту и ушел в другую комнату, хлопнув дверью.

Девушка выдавила из себя улыбку. «Морган злился, потому что мужчины нагородили про него небылиц, — думала она. — Все их разговоры про рыжеволосую женщину были враньем. Теперь он напряжен и холоден, но я знаю, как поднять ему настроение».

Кончита направилась к двери.

— Не советую тебе туда ходить.

Кончита обернулась к Уолкеру.

— Я не собираюсь тебя слушать! — огрызнулась она. — Твоя ложь разозлила Моргана.

— Это не ложь. — Уолкер взглянул на дверь, прищурив свои маленькие глазки, и сказал, понизив голос: — Послушай, мне плевать: можешь делать что хочешь, но если бы у тебя были мозги, ты бы не стала сейчас лезть к Моргану. Я видел, на что он способен, и это было не очень приятное зрелище.

— Морган злится не на меня.

— Какая разница?

Оставив его слова без ответа, Кончита подошла к двери и тихо постучалась.

— Морган, это я, Кончита.

Ответом ей было молчание.

— Морган… — опять позвала она, — это я, Кончита.

— Оставь меня в покое!

Рука девушки застыла в воздухе. Очнувшись от потрясения, она продолжала:

— Я хочу войти, Морган. Хочу с тобой поговорить.

— Отойди от двери, — прорычал он, — оставь… меня… в покое!

Кончита стояла, похолодев, не смея даже вздохнуть. Ей вдруг все стало ясно.

Ложь оказалась правдой… а правда — ложью.

На деревянных ногах девушка отошла от двери спальни. Не обращая внимания на провожавшие ее взгляды мужчин, она пересекла комнату, открыла входную дверь и шагнула под дождь.

Когда за Кончитой закрылась дверь, Симмонс пожал плечами и обвел стол понимающим взглядом.

— Черт возьми, — насмешливо фыркнул он, — эта шлюха получила хороший урок. Вы видели, какое у нее было лицо, когда Морган сказал, чтобы она оставила его в покое?

— Да… — Бартелл выковырял застрявший в зубах кусок мяса. — Она в самом деле думала, что он безумно ее любит. Так мне и сказала, когда я пытался подбить к ней клинышки в его отсутствие.

Небритое лицо Тернера напряглось.

— Она и мне дала от ворот поворот. Черт, я и глазом не успел моргнуть, как у нее в руке блеснул нож!

— Да, но нельзя забывать, — криво усмехнувшись, вступил в разговор Уолкер, — что вы не так хороши, как Морган. У вас нет такого смазливого детского личика, и вы не умеете так красиво говорить, как говорит он, пытаясь чего-то добиться. Завидев его, женщины сами готовы прыгнуть к нему в постель, даже такие «божьи одуванчики», как эта рыжая.

— Да что в ней такого особенного, в этой рыжей?

Уолкер задумчиво посмотрел на Бартелла.

— Трудно сказать. Ну, рыжие волосы, белая кожа… Да, еще она высокая. Такая жеманная недотрога, — он хохотнул, — но Морган говорил, что она уложила лавочника на обе лопатки, когда он начал к ней приставать.

— Да ну? И Моргану это понравилось, верно?

— Думаю, да.

Бартелл нахмурился, потом бросил свою вилку.

— Вот что я вам скажу. Если Морган привезет из Седейлии эту бабу, я уеду отсюда сразу, как только он продаст стадо. Я не хочу схлопотать случайную пулю, когда эта горячая мексиканка будет выяснять отношения с новой шлюхой.

— Как ты думаешь, может дойти до этого? — спросил Тернер у Уолкера. — Ты знаешь Моргапа лучше всех нас. Думаешь, он привезет ту бабу, пока здесь эта потаскуха?

Уолкер равнодушно пожал плечами:

— Даже если и привезет, я не буду переживать по этому поводу.

— Ты уверен, что он с ними справится?

— Справится? — переспросил Уолкер и убежденно продолжил: — Если они его слишком разозлят, он прострелит сердца им обеим, уж это я вам точно говорю!

Дождь все так же стучал и стучал по крыше повозки, когда Рид, приподнявшись, вышел из теплого лона Честити. Лицо его было сосредоточенно-серьезным.

В глазах ее еще блестела утоленная страсть, губы распухли от поцелуев, а кожа порозовела от бурного акта любви. Ее тело легко и естественно приспособилось к его тяжести, и он лежал, упиваясь ее красотой.

Она поборола свой самый жуткий страх, чтобы спасти его из разлившегося ручья, а потом отдалась ему без остатка.

Между ними осталась единственная преграда, и преградой этой была его ложь.

Просунув руки девушке под спину, Рид прижал ее к себе. Он вспоминал, сколько раз обманул Честити, и испытывал угрызения совести, но не решался сказать ей правду о фальшивом пасторском воротничке, об истинной причине своей поездки на индейскую территорию, эгоистичном стремлении взять ее с собой в качестве прикрытия. Ему вдруг пришло в голову, что Честити совсем его не знает. Если она пойдет на попятный, он может упустить Моргана. И это сейчас, когда удалось подобраться к нему так близко! «Я могу выпустить из рук Моргана и потерять Честити», — подумал Рид.

Встревоженный ее молчанием, он приподнял голову и посмотрел ей в лицо.

— Ты себя хорошо чувствуешь, Честити? — спросил он, приблизив губы к ее губам.