С любовью, бывший - Алёна Снатёнкова Страница 35

Выметаю из головы надежды, добиться чего-то внятного от родительницы, оставляю её в номере, и выхожу в холл, пытаясь понять, какого хрена я, вообще, переживаю за братца своего тупорылого. А потом понял. Дошло. Не за него парюсь. И даже не из-за его невесты. Мартышка всему виной. Я прекрасно помню ее глаза, когда мать сказала о разрыве. Помню, как исказилось лицо, услышав тяжелые слова. Мне это не нравилось. Мне совершенно не нравилось видеть её такой. И это бешенство номер два. Беситься из-за Майи было хреновой идеей.

Достаю из кармана шорт телефон, и понимаю, что играл в плохого полицейского слишком долго. Больше двух часов потерянного времени на пустой разговор, от которого вопросов стало больше, чем ответов.

Я стою почти рядом с дверью, которая ведет в спальню мартышки, и меня начинает потряхивать. Не от страха, нет, с чего мне бояться? У меня дико всё встает, от мыслей, что этот день мог бы закончиться по-другому, если бы моя мать, не приперлась сюда, и не испортила фееричный настрой на огненный секс. Да что за фигня? У вселенной галочка на мою персону стоит, типа пусть он в ванной дрочит, а ни кого-то трахает? Что за блядская подстава, которая раз за разом мешает мне покорить крутую вершину, с именем Майя Аверина? Если так и дальше будет продолжаться, то я стану импотентом, носящим с собой волшебную пилюльку.

В какой момент мне дорогу перешла бабка с черной кошкой на шее, и пустыми ведрами в руках? Как я, вообще, мог упустить этот момент из виду? А именно он превратил мою жизнь в один большой и толстый облом. Остается задрать руки к небу и крикнуть во всю глотку, мол «что за дела? Верните мне единственную радость в жизни, уроды». Но кто меня там услышит?

Зато я прекрасно слышу себя. Внутренний голос монотонно диктует мне план, если следовать которому, я снова увижу упругую задницу мартышки. Мысли ведут меня в номер, в который я залетаю, и резко притягиваю бывшую к себе. Разрываю на клочки ненужные тряпки, оставляя на нежной коже свои следы. Не дохожу до кровати, а тащу её в чертову столовую, которая идентична моей. Тупой заскок, трахнуть мартышку в том же месте, где она однажды дала заднюю. Плевать, что номер другой. Главное, там все так же.

Убейся об стену.

Черт.

***

Кому мне нужно душу продать, чтобы увидеть мартышкина глаза, в тот момент, когда я начну драть её, до отключки? До потери сознания вдалбливаться в неё, слизывая, каждую капельку пота. Приближать к оргазму,а потом менять бит, заставляя, скулить, как маленького ребенка, у которого перед носом отобрали конфету. Что для этого надо сделать? Сдохнуть? Там убейте меня одним разрядом молнии, ток воскресить, потом не забудьте. Иначе, какой смысл во всем этом?

Какая она? Что Майя будет делать, когда я буду издеваться над ней, оттягивая момент разрядки? Её губы. Она прикусывает их, в тот момент, когда чувствует член в себе? А любимая поза? Блядь, мы столько времени наедине, а до главного, так и не добрались. Это уже бесит номер три. Мартышка, как игрушка, которую не покупают. Ты её желаешь, ты её дико хочешь, не думая больше ни о чем другом. Не получается думать. В голове только она. Ты пойдешь на всё, чтобы её купили. Только вот, правда жизни, она дерьмовая. Обычно, когда желанное, наконец-то попадает в руки, становится тупо неинтересно. Поиграл один раз и кинул под стол. Хотя, о чем я? Мне ведь это именно и нужно. Получить Аверину, нажраться ею до отвала, а потом сесть на легкую диету, где разрешено вместо углеводов принимать, стройных шкур, имена которых, не будут давить на ширинку. Осталось только взять вилку и нож. Ну, и затащить Майю на тарелку.

Подхожу к двери, чтобы не стучась открыть её, как в этот момент холл разрывает звук моего смартфона. Единственное желание, заорать матом и сбросить звонок, но всё не так просто. Звонит бабка, а она единственный человек, которого я не могу послать. Мысленный посыл не в счет.

– Ты не вовремя. – Никто и не говорил, что именно с ней я бываю вежливым. Тут как раз наоборот. С ней нельзя быть вежливым, а то начинается лекция, что соплежуям не место на земле и их сжирают хищники, правящие миром.

– Где ты? – властный голос Александры Альбертовны, лопает барабанные перепонки.

– Если отвечу в рифму, тебе не понравится. – Ага, я и так могу. Засранец, чё. – А, вообще, нахер задавать тупые вопросы, если ты и так знаешь, где я нахожусь?

– Мать с тобой?

Интересно, если я скажу, что в глаза её не видел, это сойдет, как месть, за столь внезапное появление? В принципе, я могу подставить, но я ж не до такой степени урод. Если бабка в курсе, что её сноха к сыну улетела, но не долетела, будет хреново. Мамке, конечно. Бабуля, кажется, не любит, когда ей врут. Говорил кто-то. Но на меня это не распространяется.

– Да. – Коротко и резко, но по фиг, долго разговаривать не входит в планы.

Приходится сделать несколько шагов в сторону, чтобы не стоять, как дятел под дверью. Черт, а ведь снова не получилось войти.

– Следи там за ней.

– Чего? Таблеток своих переела? Мать не маленькая девочка, которой нужна нянька. Пусть сама барахтается. – И тут вспоминаю. – Кстати, что там Серожа намудрил со свадьбой?

Повисает паузу. В трубке я слышу только тяжелое дыхание старого человека.

– Кристина не рассказала?

– Если бы она рассказала, то я бы не спрашивал.

Не хочу разговаривать. Не хочу слушать про брата. Хочу Аверину. Хочу раздвинуть стройные ноги, и вдалбливаться, пока легкие не взорвутся. И она ж этого хочет. Видел. Чувствовал. На язык пробовал всё возбуждение. Только вот постоянно ставит перед собой стеклянную витрину. Себя показывает, дразнит, а подойти не дает. Я постоянно во что-то лбом упираюсь.

– Твоя мать снова напилась, и начала нести бред.

– Так это она виновата, что голубки разлетелись? Ничего тупее не слышал. – РукаЛицо. Каким идиотом надо быть, чтобы позволить влезть левому человеку в свою жизнь?

– Ты же знаешь её. – И вот эта обреченность в голосе прям раздражает. Мать, конечно, та ещё змея, но даже мне сейчас обидно за неё стало. – Три стакана, и пигалица стала не подходить её племяннику. Девушка в слезах покинула ресторан. Глеб, её лечить нужно. Кристина переходит все допустимые границы. Поэтому, меньше её слушай, сынок.

***

Пальцы до хруста сжимают телефон. Хреново осознавать, что человек, который родил тебя, может так расхерачить чью-то жизнь. Моментально сбрасываю звонок, когда вижу, что мать выходит из номера. Наблюдаю, как она двигается в мою сторону, и мне становится тошно.

– Довольна, да? – срываюсь я. – Ма, а ты хоть понимаешь, что для Сергея это был единственный шанс перестать в кулак дрочить? Он ведь теперь так и останется задротом, который только больницу свою и будет видеть. В чем прикол быть такой сукой?

– Глеб, послушай… – Она смотрит прямо в глаза, заламывая себе руки.

– Не собираюсь. Разгребайте своё дерьмо сами. – Отворачиваюсь от нее, собираясь свалить от всего этого.