Соблазни меня - Ольга Джокер Страница 35

Мия скрывается за дверью, оставляя меня наедине с рыжей.

— Давай-давай, Джеки Чан, поторапливайся, пока злобный дядюшка не разозлился по-настоящему и тебя не депортировали на родину.

Почему-то слушаю Софи. Позволяю ей сесть на водительское сиденье и отвезти меня домой. Слушаю её сбивчивую торопливую речь, дурацкие шутки и отмечаю про себя что она неплохая подруга для Мии и когда мы будем вместе, я никогда не стану запрещать им общаться, как это делал Шон.

Рыжая забирает свои шмотки из моей машины, прощается у дома, который пустовал все время пока я жил в особняке деда, и уходит, оставляя за собой приторно-сладкий шлейф духов.

В доме непривычно и пусто и всё, что я сказал Мие о своем выселении риелтором конечно же чистая выдумка и ложь. Я просто хотел быть поближе к своей Недотроге.

Делаю глубокую затяжку, вваливаюсь на диван и когда через некоторое время слышу звонок в дверь не сразу поднимаюсь, чтобы открыть. С сигаретой в зубах, распахнутой настежь рубашке и какой-то внутренней тупой болью открываю дверь и замечаю на пороге Хилари.

Она стоит опираясь о дверной косяк — в блестящем платье со стразами, высокой прической собранных волос и безупречной улыбкой.

— Тук-тук, к тебе можно, сосед?

— Проходи, — отхожу немного в сторону пропуская её внутрь дома. — Я уже знаю, кто составит мне компанию в распитии виски.

Глава 29.

Мия.

— Нужно отвезти тебя в больницу, — хлопочет папа, бегая возле Шона с кубиками льда.

Он как-то неожиданно нарисовался на этом вечере — я не знала, что он тоже здесь будет и сейчас ощущаю детскую обиду за то, что кажется он перестал со мной делится сокровенным.

Катер стонет сидя на диване. Нос распух, губа рассечена, а на многочисленные кровоподтёки страшно смотреть. Мы находимся в малом зале, где вокруг ни души и я стараюсь не вникать в разговоры отца и Шона, до тех пор, пока в уши не врезается знакомое имя.

— Этот говнюк лапал Мию, вот что меня беспокоит. Не просто лез целоваться, он прижимал её к стене и явно не давал уйти, а за это можно получить срок. Домогательство и избиение — да он у меня не выйдет из тюрьмы до конца своих дней.

Я поднимаюсь с диванчика горчичного цвета и подхожу к Шону. Выхватываю у папы лёд и переборов брезгливость и неприязнь сажусь на корточки и прижимаю его к рассеченной губе. Медленно перемещаю на скулу и мягко пытаясь скрыть гнев произношу:

— Шон, он как-никак твой родственник. Я понимаю, что то, что он сделал неприемлемо в светском обществе, но… давай мы закроем на это глаза и не будем поднимать бурю?

Я боюсь смотреть Шону в глаза. Боюсь, что он вспылит, разозлится еще больше и откажет мне. Он проводит большим пальцем по моей коже, задевает губы, прикрывает глаза и в этот момент мне кажется, что мои нервы больше не выдержат — я выдам себя, покажу свое равнодушие к жениху и Картер поймет, что все что я предпринимаю или пытаюсь сделать — не ради него.

— Ты права, Мия. Я закрою глаза и раздавлю его более утонченно. Не сейчас, позже, когда он будет ожидать этого меньше всего. Вставлю нож в спину, несколько раз проверну и резко выдерну вместе с сердцем, — его громкий голос словно скрежет по металлу разносится по всему залу и чётко проникает в душу.

И я верю, что он сейчас не шутит. Ради блага Кита я должна держаться от него подальше.

Отец истерично смеется и наливает в бокал виски. Протягивает Шону, наполняет пузатый бокал себе и выпивает залпом. Сейчас этот мужчина с волнительным страхом в глазах, который переживает только за то, чтобы свадьба все же состоялась похож на кого угодно, но не на близкого для меня человека. И я никак не могу осознать, что стало тому причиной? Где тот беззаботный, веселый и озорной папа, который катал меня в детстве на своих плечах и мастерил для меня кукольный дом? Где тот, который забирал меня после школы, и мы ехали на его старой машине напевая песню про старого Макдональда у которого была ферма?

— Я хочу домой, Шон, — перемещаю лёд на его нос, и он громко вскрикивает от боли.

Я не отвечаю за свои действия и не пойму надавила ли я специально на переносицу, или рука дрогнула? Должно быть нос сломан, но Картер сейчас настолько упивается изощренными способами уничтожения Кита в своей голове, что даже не думает ехать в больницу. А я не буду настаивать.

Мы едем домой молча. Сидим по разные стороны отвернувшись каждый к своему окну и единственное, о чем я могу сейчас думать — где сейчас Кит? То, что он определенно не в особняке Картера я знаю наверняка, но все равно прохожу в дом и оглядываюсь по сторонам в его поисках.

— Иди отдыхай, Мия. Сегодня был непростой вечер, — проговаривает Картер, отпуская мою руку.

Согласно киваю и поднимаюсь по ступеням в свою комнату. Вот только уснуть сразу не удается, и я долгое время еще ворочаюсь в кровати, по фрагментам вспоминая сегодняшний вечер, который разделил все надвое, чётко отделив все плохое от хорошего.

Глава 30.

Мия.

Следующим утром мне безумно хочется прогулять университет. Но я нахожу в себе силы и поднимаюсь с постели, собираю вещи, тетради, конспекты и книжки, надеваю длинную джинсовую юбку по колено, простую тканевую кофту серого оттенка. Завязываю волосы в хаотичный пучок, накидываю рюкзак на плечи и спускаюсь на первый этаж мечтая прошмыгнуть мимо прислуги и конечно же Шона.

Я знаю точно, что он остался дома и не поехал в офис несмотря на сильную загруженность по работе предоставив возможность Никите справляться со всем самостоятельно. Бреду по ступеням опустив голову в пол, буквально на носочках миную прихожую, дёргаю дверную ручку и слышу позади себя громкие отчётливые шаги и строгий деловой голос Шона.

— Далеко собралась, Мия?

— Доброе утро, Шон, — все еще не поворачиваюсь к нему лицом и не могу пошевелится — все моё тело скованно жутким липким страхом по отношению к этому человеку. — В университет. Занятия никто не отменял в конце концов.

Я слышу его недовольное хмыканье. Кажется, что он над чем-то долго-долго размышляет, прежде чем сказать.

— Ты сегодня остаешься дома — твоя занятия отменил я.

Внутри меня все опускается куда-то в бездну — кажется, что больше выхода нет — нужно просто перестать бороться и сдастся немедленно. Существовать как вещь, отключив эмоция и желания, потому что все равно все мои действия подчинены ему. Потому что каждое моё поражение отзывается внутри горьким разочарованием от себя самой.

Я снимаю с плеч рюкзак, поворачиваюсь лицом к Шону и непроизвольно вздрагиваю от его внешнего вида. Лицо отекло, стало еще «красивее», под глазами темные синяки, а на губах следы запекшейся крови — все это следствие потасовки между Китом и Картером вчерашней ночью.

— Шон, мне кажется тебе нужно к врачу, — пытаюсь слабо проявить заботу о нем.