Кирклендские услады - Виктория Холт Страница 34

Похоже, он и правда любит эту свою старую бабушку, подумала я, и оттого, что он, оказывается, способен любить еще кого-то, кроме самого себя, я готова была сменить гнев на милость.

А Саймон с воодушевлением продолжал:

— Она вам понравится, непременно понравится. И вы ей понравитесь… хотя сначала она постарается ие подать виду. У нее сильный характер, как и у вас.

Уже второй раз он говорил о моем сильном характере, а я вдруг почувствовала себя совсем слабой. У меня даже защипало в глазах, что свидетельствовало о возможном появлении слез. И я пришла в ужас. Что будет, если я разревусь на глазах у этого человека! Желая скрыть замешательство, я быстро ответила:

— Очень хорошо. Я приду.

— Чудесно. Я заеду за вами завтра в два. А теперь поеду назад и сообщу бабушке, что вы согласились повидать ее.

Он не стал ждать. Крикнул конюшего и, по-видимому, сразу забыл обо мне. И все-таки на этот раз он мне понравился. И ради него я готова была и к бабушке его отнестись иначе. Хотя, надо сознаться, заранее настроилась к ней враждебно.

На следующий день ровно в два Саймон Редверз в коляске, запряженной двумя прекрасными лошадьми, подкатил к «Усладам». Всю дорогу — а проехать надо было меньше двух миль — я сидела с ним рядом.

— Я могла бы дойти пешком, — заметила я.

— И лишили бы меня удовольствия привезти вас? — В голосе Саймона вновь зазвучали насмешливые нотки. Но вражда между нами шла на убыль. Он был доволен мной, потому что я согласилась повидаться с его бабушкой, а его явная любовь к ней смягчила мое отношение к нему. Словом, мы уже не могли истово ненавидеть друг друга.

По сравнению с «Усладами» «Келли Грейндж» казался вполне современным домом. Вряд ли его построили более ста лет назад. Он был сложен из серого камня и окружен возделанными полями. Мы подъехали к массивным воротам из кованого железа, за которыми я увидела аллею, обсаженную каштанами. Открыть ворота вышла женщина из сторожки, явно готовившаяся стать матерью. Саймон Редверз в знак признательности коснулся хлыстом шляпы, а она сделала книксен. Я улыбнулась, и ее глаза с интересом остановились на мне.

— Скажите, — спросила я, когда мы проехали мимо, — это не сестра Мэри Джейн?

— Это Этта Хардкастл. Ее муж работает у нас.

— Значит, так оно и есть. Мэри Джейн — моя горничная, она рассказывала мне о сестре.

— В таком месте, как наше, все друг с другом в родстве. Ну вот! Как вам нравится «Грейндж»? Бледная копия «Услад», не так ли?

— Очень красивый дом.

— У него есть свои преимущества. В «Келли Грейндж» удобнее жить, чем в «Усладах», можете мне поверить. Вот придет зима, и вы сами сможете сравнить, где уютнее. Наши огромные камины не дают нам ощутить холод. А в «Усладах» повсюду гуляют сквозняки. Чтобы натопить «Услады», нужно свезти уголь со всего Ньюкасла.

— С небольшим домом куда проще.

— Тем более нам в нем не тесно. Впрочем, увидите сами.

Под колесами похрустывал гравий, и вскоре мы оказались перед парадным крыльцом, по обе стороны которого возвышались статуи, изображающие целомудренно задрапированных женщин с корзинами в руках. В корзинах цвели герани и лобелии. С двух сторон крыльца стояли мраморные скамьи.

Не успели мы подъехать к крыльцу, как горничная распахнула двери. Видимо, услышала стук колес на подъездной аллее. Мы вышли из коляски. Кучер сразу отъехал, и я подумала, что в этом доме, наверное, много слуг и все они готовы предугадать любое желание Саймона.

Мы вошли в холл, из которого вела наверх широкая лестница. Пол здесь был выложен каменными плитками. Холл находился в центре дома, и, стоя в нем, можно было, запрокинув голову, увидеть крышу. Сам по себе дом был большой, но по сравнению с «Усладами» казался маленьким и уютным.

Саймон повернулся ко мне:

— Если вы минутку подождете, я пойду скажу бабушке, что вы приехали.

Мне было видно, как он поднимается по лестнице на второй этаж, стучит в дверь и скрывается за ней. Через несколько минут он вышел и жестом пригласил меня. Я поднялась наверх. Саймон отступил в сторону, пропуская меня вперед, и торжественно, а может, и с некоторой иронией провозгласил:

— Миссис Габриэль Рокуэлл!

Я вошла и очутилась в комнате, заставленной громоздкой мебелью: множество стульев, старинные высокие часы, диван, этажерка с безделушками, горки с фарфором, высокая ваза с красными и белыми розами… Посреди комнаты стоял большой стол, а по углам — еще несколько маленьких.

Тяжелые плюшевые шторы и кружевные занавески были раздвинуты и закреплены узорными бронзовыми зажимами. Но все это я окинула только беглым взглядом. Мое внимание сразу сосредоточилось на женщине, сидевшей в кресле с высокой спинкой.

Это была Хейгар Редверз, вернее, Рокуэлл-Редверз, как она себя называла, — самовластная хозяйка классной комнаты, такой и оставшаяся на всю жизнь.

Хотя Хейгар сидела, было ясно, что она высокого роста и спина у нее совершенно прямая. Кресло не было ни мягким, ни удобным и вдобавок с резной деревянной спинкой. Седые волосы Хейгар, уложенные в высокую прическу, венчал белый кружевной чепец. В ушах красовались гранатовые серьги. На ней было платье цвета лаванды с высоким воротником, скрепленным брошью с такими же гранатами, как в серьгах. К креслу была прислонена трость из черного дерева с золотым набалдашником. Видно, без нее Хейгар ходить не могла. Глаза у нее были ярко-синие. На меня опять смотрели глаза Габриэля. Но в этих глаза не было свойственной Габриэлю мягкости. В Хейгар Рокуэлл-Редверз не чувствовалось и следа отличавшей его деликатной чуткости. Руки, покоившиеся на резных деревянных подлокотниках, когда-то в молодости, наверное, были очень красивы. Они и сейчас сохранили прекрасную форму. На пальцах поблескивали перстни с гранатами и бриллиантами.

Несколько секунд мы оценивающе рассматривали друг друга. Почувствовав некоторую враждебность, я подняла голову выше, чем обычно, и, возможно, когда поздоровалась со старой леди, в моем голосе прозвучало высокомерие.

— Добрый день, миссис Рокуэлл-Редверз.

Она протянула руку, словно была королевой, а я — ее подданной. И не показалось даже, будто она ждет, что я опущусь перед ней на колени. Вместо этого я холодно взяла протянутую руку, поклонилась и отпустила ее.

— Очень мило, что вы пришли сегодня, — сказала она. — Правда, я ждала, что вы придете раньше.

— Это ваш внук настоял, что мне следует прийти сегодня, — ответила я.

— Вот оно что! — Губы Хейгар слегка дрогнули. — Но мы не должны держать вас на ногах.

Саймон принес мне стул и поставил его прямо напротив кресла хозяйки. Я сидела очень близко к ней и лицом к свету, падавшему сквозь кружевные занавески. А ее лицо оставалось в тени, и я чувствовала, что они продумали даже эту мелочь, лишь бы поставить меня в невыгодное положение.