Принц-странник - Виктория Холт Страница 34

— И вам ничего не оставалось, как вытащить шпагу и насадить на нее мужлана?

— Если бы я это сделал, моя милая леди, моя голова в данный момент уже красовалась бы на лондонском мосту. Лучше выслушать, как тебя — совершенно справедливо — называют неотесанным болваном» чем стать трупом. По крайней мере, мне так кажется. В любом случае, мне было куда комфортнее, чем моему другу Уилмоту. Он спрятался в солодовне, и, пока враги искали его где угодно, только не там, его чуть было не изжарили живьем.

— А эта Джейн Лэйн… она, конечно же, стала вашей любовницей?

— Вот и нет.

— Ну, Чарлз! Я вас слишком хорошо знаю!

— Видимо, недостаточно хорошо. Я был слугой леди и держался как и положено слуге.

— Некоторые особо толковые слуги в иные минуты умеют превращаться из раба в господина своей хозяйки.

— Только не Уильям Джексон и только не в отношении Джейн Лэйн. Неудивительно, что вы поражаетесь переменам во мне. Видели бы вы, например, меня, втискивающегося для ночлега в лачугу сельского священника: такие жилища не рассчитаны не только на мой рост, но и на мое отношение к религии. Или увидели бы меня в толпе конюхов и прочей прислуги. Мне нелегко было маскироваться. Мое смуглое уродливое лицо известно там каждому встречному и поперечному. Сколько раз приходилось поддакивать в ответ на замечания, что я как две капли воды похож на того высокого, смуглого, худого человека, за поимку которого парламент обещал тысячу фунтов.

— Да, кузен, вам пришлось побывать в славной переделке.

— Но наступит день, когда удача улыбнется мне. Я отправлюсь в Англию, дорогая леди, и больше уже не вернусь.

— Вы хотите сказать, что обретете покой под именем Уильяма Джексона в обществе очаровательной леди Лейн?

— Я надеюсь обрести покой в обществе очаровательной леди, но в качестве короля, мадемуазель. Не хотите ли вы стать этой очаровательной леди? Я был бы счастливейшим человеком на земле, если бы вы согласились.

— Спросите меня об этом позже, Чарлз. Спросите, когда вернете себе корону.

Чарлз поцеловал кончики ее пальцев, нимало не обескураженный. Мадемуазель была слишком горда, чтобы стать хорошей женой. Кроме того, он поймал взгляд одной из фрейлин мадемуазель, юной герцогини Шатийонской. Премилое создание — тихая, безмятежная, ясная, она чем-то напомнила ему Джейн Лэйн: такая же нежная и такая же неприступная в своей влюбленности в собственного мужа.

Безнадежная влюбленность в данный момент соответствовала настроению Чарлза, и он с радостью переключил внимание с заносчивой мадемуазель Монпансье на очаровательную «Бэблон», как он про себя назвал герцогиню.

Жизнь Генриетты неожиданным образом переменилась. В восемь лет она возобновила знакомство с двумя главными мальчиками Франции: четырнадцатилетним королем Людовиком и его двенадцатилетним братом Филиппом.

Все началось неожиданно. Пришла мать, ее черные глаза, обрамленные отечными мешочками и морщинами, сверкали, а округлые белые руки безудержно сжимались и разжимались, — знак того, что в голове матери роятся планы.

— Грядут великие события, — вскричала Генриетта-Мария и немедленно выпроводила всех слуг. Затем она критически оглядела дочку. Девочка внушала ей некоторое беспокойство: она была очень худа и не в меру быстро росла, и, хотя отличалась живостью и сметкой, ей не хватало той общепринятой законченности в облике, которая при дворе приравнивалась к красоте.

— Похоже на то, что самый важный в твоей жизни день уже на носу.

— В моей жизни, мама?

— Ты дочь короля, никогда не забывай об этом. Мое самое заветное желание — увидеть тебя с короной на голове. Только это, и ничто больше, может компенсировать все мои мучения.

Генриетта забеспокоилась. У матери была привычка навязывать дочери скучные или неприятные решения, которые та должна была выполнять ради нее на том лишь основании, что она, Генриетта-Мария — Воплощенное Горе, мученица из мучениц.

— Война окончена, Фронда отошла в анналы истории. Король и его мать на днях триумфально въедут в Париж.

— И это… важно для меня?

— Ну, дитя, где же твоя обычная смышленость? Разве это не важно для всей Франции, что зловредные бунтовщики укрощены? И что король возвращается в свою столицу.

— Но ты сказала: для «меня»…

— Для тебя — особенно. Я хочу, чтобы ты полюбила короля.

— Вся Франция любит его. Разве не так?

— Ты должна любить его как короля этой страны, это правда, но ты должна также полюбить его несколько иным образом. Но об этом — позже. Людовик самый красивый из королей, когда-либо живших на земле.

Генриетта упрямо сжала губы. Есть только один король, о котором можно так сказать.

Генриетта-Мария встряхнула дочь.

— Да, да, да, ты любишь Чарлза. Он твой бесценный брат. Но ты не сможешь выйти замуж за брата?

— Я… я должна выйти замуж за короля Людовика?

— Т-сс… тише!.. Ты подумала, что может случиться, если кто-то подслушает наш разговор? Ты говоришь не о ком-то, а о французском короле. Да, конечно, он всего лишь четырнадцатилетний мальчуган, но при всем том он король. Не смей говорить вслух о замужестве.

— Но ты сказала…

— Я сказала, надо думать в этом направлении. Всего лишь думать… думать день, думать ночь… и ни на минуту не выпускать это из головы.

— То есть, это секрет?

— Секрет? Да! Это мое самое сокровенное желание. Мадемуазель, твоя кузина, рассчитывает выйти замуж за него. Девица ее возраста и четырнадцатилетний мальчик — это же комедия, да и только! На какой прием она надеется после возвращения короля и его матери в Париж? Что они скажут особе, по приказу которой пушки Бастилии стреляли в королевских солдат? Я тебе кое-что расскажу, дитя мое. Месье Мазарини объявил, что первым же выстрелом из пушки мадемуазель убивает своего супруга. И это чистая правда. Когда пушки выстрелили, она потеряла шанс выйти замуж за кузена. Глупая девчонка! Глупая вдвойне, потому что считает себя на редкость мудрой. Она, видите ли, решила, что сможет стать второй Жанной д'Арк! Гусыня глупая!

— Мама, вы говорили обо мне и о том, как это важно.

— Ладно, скажу и об этом. Пусть глупость мадемуазель послужит для тебя уроком. Голову дам на отсечение, что по возвращению двора мадемуазель будет вежливо предложено покинуть Париж и удалиться для почетной ссылки в сельскую местность. Там у нее будет время остудить свою горячую голову, начать писать дневник, а заодно подумать, не лучше ли обратить внимание на предложения короля Англии, чтобы не упустить его, как она уже упустила французского короля. Король Франции! И женщина ее лет. Нет, не видать ей Людовика как своих ушей! Но как бы я хотела, маленькая моя Генриетта, чтобы ты пополнела. Какая же ты тощая! Бедное дитя! Ты недостаточно ешь. Я прикажу сечь тебя, если ты не будешь есть.