Врач-армянин - Сабахатдин-Бора Этергюн Страница 34

Но, очевидно, мои спокойствие и уверенность подействовали и на Джемиля. Он молчал. Его смуглые ладони тяжело лежали на столешнице, покрытой светлой скатертью, — сильные руки человека, которому приходилось много работать. Я тоже спокойно молчала.

Я обратилась к нему на «вы», подчеркивая, что наши отношения теперь станут другими. Я сомневалась, поймет ли он. Он понял.

— Чего ты от меня хочешь? — сдержанно и глухо прозвучал его голос в неуютном пространстве комнаты.

Я и не ожидала, что он будет говорить со мной вежливо и мягко. Я решила поставить свои условия все тем же спокойным тоном, без малейшей издевки, не горячась.

— Я предлагаю вам следующие условия: всякие отношения между нами прекращаются раз и навсегда. К моему приданому и к деньгам, которые отец положил на мое имя, вы также не имеете отныне никакого отношения. Мы живем в этом доме, но мы друг другу — чужие. Ежемесячно вы выплачиваете мне… — я назвала небольшую сумму; не хочу, чтобы он считал меня слишком уж поумневшей; иначе может заподозрить, что я с кем-то советуюсь. — Если вас устраивают мои условия, я ничего не скажу родителям. Я не собираюсь мстить вам, не хочу вам зла. Мы просто чужие друг другу. Я полагаю, спустя какое-то время мы должны спокойно, без скандала развестись. Я думаю, в течение года мы сможем уладить вопрос о разводе.

Я замолчала.

Джемиль выслушал меня, не перебивая. Это добрый знак. Что теперь?

— Я согласен, — вдруг произнес он грубо, но спокойно. При этом он поднял глаза и посмотрел прямо мне в лицо. Какой это был взгляд! Пронизывающий, тяжелый, умный и беспощадный взгляд человека, способного на многое, даже, быть может, и на убийство. Взгляд человека, знающего, что такое страсть, телесная страсть, во всяком случае. Я подумала, что он наверняка влюблен в эту девчонку из публичного дома и, наверное, она хороша в постели. Я заметила, что когда я наедине с собой (а сидя с Джемилем за одним столом, я все равно оставалась наедине с собой, мои чувства были для него закрыты), меня порою посещают какие-то странные мысли, кажущиеся мне самой циничными и холодными, рассудочными. Хотя рассудочность не свойственна мне.

Я выдержала взгляд Джемиля. Мы договорились, что положенные мне деньги он будет ежемесячно переводить в банк на мое имя. Он сказал, что закончит дела с моим отцом и тогда мы разведемся.

Каких усилий мне стоило спокойно уйти из комнаты, быть равнодушной и холодной. Ведь в душе я торжествовала. Победа! Победа!

У себя, запершись на засов, я быстро разделась, накинула пеньюар, распустила волосы. Я улыбалась, мне было весело. Я чувствовала такое возбуждение, как будто мне предстояли какие-то веселые приключения, развлечения. Даже овладевшая мной усталость была радостной.

Я поспешила лечь в постель. На этот раз я не погрузилась в чтение. Я не могла себе позволить уйти с головой в мир вымысла, мне нужно было обдумать мою реальную жизнь.

Постепенно я почувствовала, что беззаботная торжествующая улыбка сбежала с лица, уступив место выражению задумчивости и даже тревоги.

Конечно, я могу быть убеждена, что я так хорошо все продумала и вот именно поэтому Джемиль принял мои условия. Но так ли это на самом деле? Не слишком ли быстро и легко он согласился? Что за этим стоит? Пока ничего не могу предположить. Но на всякий случай буду настороже.