Светлая полночь - Кэтрин Стоун Страница 34

Услышав эту деликатную команду, Джулия вспомнила свои возможные ответы на вопрос Джейса, который он задал раньше, попросив определить характер ее страха.

— Джулия…

Его голос и глаза говорили ей, что она может исповедаться ему во всем, абсолютно во всем, словно они до сих пор продолжают, бросив вызов земному тяготению, лететь среди ангелов и оленей. И еще снежных хлопьев. И они парят так высоко в этой волшебной стратосфере, что даже кристаллики снега способны лететь вечно, никогда не таять, не разрушаться и не падать.

На какой-то момент Джулия поверила ему. Она может исповедаться. Может. Она прошептала три слова:

— Я все еще…

«Все еще». Очень важные слова. Джейс тогда спросил ее: «Вы все еще любите его?» И она ответила, что рассказ о неверном женихе — выдумка.

— Вы все еще видите красоту, Джулия? Ощущаете чудо, чистоту, радость?

— Да, — прошептала она. — Я чувствую благодать, красоту, радость — без Уинни. Я вижу жизнь, мою жизнь — без моей Уинни.

— Все хорошо, Джулия.

— Нет, не хорошо! Этого не может быть.

— Может, Джулия. И это именно так. Вы любили ее, — тихо, но твердо произнес Джейс Коултон. — Уинни была любима. И она останется с вами. Навсегда.

Он выглядел таким уверенным, а Джулии так хотелось верить… Однако она не могла. Она подумала, что Джейс все еще парит среди оленей, ангелов и снежных хлопьев. Пребывает в зачарованном иллюзорном мире. А она уже здесь. На земле.

— Уинни была здесь, Джейс. Здесь, в этой рождественской лавке, вместе со мной. Она была, а потом… ее не стало.

Джулия снова сжала кулаки, даже еще крепче, чтобы ее ногти впились поглубже и побольнее в плоть, в ту плоть, которая бросила Уинни, покинула Уинни, забыла Уинни.

— Уинни была здесь, Джулия, даже в тот момент, когда вы трогали снежные хлопья. Она была с вами, она и до сих пор с вами, сейчас, когда вы посмотрели на Рождество ее глазами.

Глаза Джулии перестали подергиваться, пока он говорил это, как бесследно исчез нистагм Уинни в ее первое Рождество. Похоже, Джулия тоже сейчас пробуждается. Ее лавандовые глаза что-то искали вокруг.

— Уинни была с вами, Джулия. Она остается с вами. Она удивительная и славная часть вас самой и всегда ею будет. И это правильно и справедливо — продолжать жить. Я думаю, вы это знаете. Думаю, именно поэтому вы приехали сюда, полная страха и в то же время столь бесстрашно, потому что понимали, что пора наконец посмотреть правде в глаза.

Знала ли Джулия, пусть подсознательно, что она найдет, с чем встретится в «Кентерфилдзе» в канун Рождества? Может быть. Поскольку в ее книгах о том, как перебороть печаль, были главы, в которых говорилось, что придет время, когда она сможет обходиться без Уинни. Когда у нее появятся новые воспоминания, счастливые воспоминания — без маленькой Уин.

Эти главы казались бессмысленными, невероятными.

Они были такими до настоящего времени.

— Ах, Джейс…

Это был шепот отчаяния, в нем вера боролась с недоверием. Пыталась и дерзала бороться. И сейчас, когда Джейс смотрел на нее, он снова мысленно увидел ранее виденный им образ: одинокая балерина, заключенная в стекло, танцует, залитая лунным светом, среди кружащихся снежинок.

Здесь лился лунный свет и поблескивали хрустальные снежинки над головой. Но она не танцевала, эта балерина. Пока еще. Однако она больше не была одинока, не была заключена в стеклянную оболочку. И сейчас танцоры соприкасаются друг с другом. И, соприкасаясь, танцуют.

Слезы поблескивали на щеках Джулии, когда Джейс обнял ее, и они стали медленно покачиваться под лунным светом и падающими хлопьями. Он шепотом говорил ей слова утешения, а его губы нежно ласкали ее шелковистые черные волосы.

Джулия дрожала и трепетала в его объятиях. И наконец улетела прочь. Это был краткий, но мощный полет. И целенаправленный. Взглянуть на него. Увидеть его. Посмотреть на него так же мужественно, как она посмотрела на Рождество.

Она перевела взгляд с темно-зеленых глаз на его губы, которые шептали слова утешения, затем снова заглянула в его глаза.

А потом она вновь начала озираться вокруг, но на сей раз с удивлением, как будто и правда пробуждалась заново, ибо вокруг была новая магия, новое волшебство, в которое она, эта бесстрашная балерина, очень хотела поверить.

Джейс заставил себя осознать, какое огромное расстояние их разделяет — расстояние, представляющее собой глубокую огненную бездну, и языки пламени в ней лизали ему глаза и обжигали горло.

— В постель, — хрипло прошептал он.

Джулия не расслышала хрипоты в его голосе. Эта пробуждающаяся женщина услышала лишь тлеющее в нем желание.

— В постель? — удивилась она.

— Вы истощены и, я думаю, способны сейчас заснуть. И должны. А когда вы проснетесь, мы сыграем с вами в кункен. Много раз.

«И еще мы поедим, — мысленно дополнил Джейс. — Вы поедите».

Он закажет, пока она будет спать, горячий шоколад, такие же орехи макадамии — наверняка этот роскошный отель располагает их запасом — и что-нибудь еще, что способно хорошо сохраниться до того момента, пока она не проснется.

И пока Джулия будет спать, Джейс Коултон напомнит себе о суровой правде. Джулия приехала в Лондон, чтобы повидаться с ангелами. И она повидалась. Увидела ангелов и снежные хлопья.

А зачем приехал в Лондон он? Встретиться с демонами, как он делал каждый раз в каждое Рождество?

И пережить пожар.

Джейс напомнит себе, пока Джулия будет спать, о том, что сделали демоны с ангелами… а также о том, что способен пожар — эта пожирающая лавина пламени — причинить нежному и тонкому созданию. Снежинке.