Королевская охота - Инна Брюсова Страница 34

— Мария Филипповна, я надеюсь, нам удастся поговорить именно сегодня, — с нажимом говорит Екатерина. — Завтра производственное совещание в следственном отделе, на котором будут обсуждаться результаты следствия. Мне не хотелось бы вызывать вас повесткой. — «Что я несу?..»

— А как ваша фамилия, вы сказали? — проговорила женщина, и наступила пауза. Видимо, она записывала фамилию «следователя».

— Где мы сможем увидеться?

— Лучше у нас дома, приходите к нам сюда.

— Пожалуйста, уточните ваш адрес, — строго сказала Екатерина. — Так, так, — повторяла она после каждого слова, как будто сверяла то, что диктовала Мария Филипповна, с записями в своем оперативном блокноте. — В двенадцать ноль-ноль я к вам подъеду.

Мария Филипповна была совсем не такой, какой Екатерина себе ее представляла. Она вовсе не была толстой уродливой стервой, во всяком случае, на вид. Большая женщина с несколько грубоватыми чертами красивого, сильно накрашенного лица, с густыми, завитыми в длинные локоны темно-рыжими волосами и красивой «волной» на лбу. В деловом костюме мужского покроя цвета спелой малины, с золотыми пуговицами. С пышной грудью в открытом вырезе блузки и массивным золотым колье на шее. С крупными красивыми руками в кольцах и браслетах. Духи, тяжелые и пряные, довершали образ коммерсантки в достойном интерьере большой гостиной, вылизанной до зеркального блеска. С портьерами, раз и навсегда заложенными в симметричные складки, равно как и гипюр на окнах, парчовой скатертью на столе и красивой вышитой дорожкой на спинке дивана. С многочисленной мелочью — слониками, птичками, собачками, флакончиками, непременным орлом с распростертыми крыльями — сувениром с солнечного Кавказа, букетиками засушенных цветов и семейными фотографиями. С искусственными растениями в керамических вазах. С картинами на стенах — девушками с кувшинами, трогательными детьми с собаками, собаками отдельно от детей и наоборот, ландшафтами с родными березами, покосившимися срубами и экзотическими натюрмортами.

— Правда красиво? Это все Толик, мой муж, рисовал. — Мария Филипповна, сверкнув украшениями, жестом королевы обводит рукой комнату. — Он очень талантливый, ему даже один художник говорил: «Тебе бы, Толя, учиться, большой бы человек вышел!» Но тогда не было возможностей, молодые были, денег не было, детей надо было поднимать, а теперь уже вроде и поздно. — Она вздыхает. Говорит она медленно, тщательно выговаривая и растягивая слова, так, как в ее понимании, понимании женщины из предместья, должен говорить интеллигентный человек.

— Очень красиво, — соглашается Екатерина.

— Все наши знакомые всегда просят его нарисовать чего-нибудь с открытки, ну там, цветы, или с фотографии. Он бы с радостью, да времени совсем нет, жизнь сейчас тяжелая, да и дети из-под ногтя сосут, то одно им надо, то другое! У нас двое! — Она опять вздыхает и выжидающе смотрит на Екатерину, мол, приличия с моей стороны соблюдены, давай теперь ты, твоя очередь.

— Толик! — вдруг кричит она, услышав, как хлопнула входная дверь. — Иди к нам! — И, обращаясь к Екатерине, поясняет: — Это мой муж, Анатолий Константинович, пришел.

Екатерина с любопытством смотрит на входящего Толика — небольшого, бесцветного, лысеющего человечка в сером клетчатом пиджаке и коричневых брюках.

— Знакомься, — обращается к мужу Мария Филипповна, — следователь Екатерина Васильевна!

Анатолий Константинович краснеет, тихо говорит:

— Очень приятно, — и вяло пожимает руку Екатерины. Она чувствует прикосновение его маленькой, холодной ладони. — Машенька, — поворачивается он к жене, — там недостача, не сходится с накладной…

— Потом! — обрывает его Мария Филипповна, и он замирает.

— Мария Филипповна, — начинает Екатерина, украдкой взглянув на Толика, — меня интересует ваше мнение об одном человеке, женщине.

— Какой женщине? — настораживается Мария Филипповна.

— Алине Владимировне Горностай! («Как в прорубь бросилась!» — думает Екатерина.)

— О ком? — В голосе Марии Филипповны изумление и что-то еще… что-то еще… испуг? — Зачем вам про нее? — Она смотрит на побагровевшего мужа.

— Возникла необходимость поговорить с теми, кто знал Алину Владимировну. В интересах следствия.

— Какого следствия?

— Я не могу открыть вам всего и поэтому просто прошу вас помочь, не задавая вопросов.

Слова «прошу» и «помочь» несколько успокаивают Марию Филипповну, и она говорит:

— Что ж тут скажешь? Я на нее зла не держу, даже вроде жалко, такая молодая была… хотя она мне очень много горя принесла! — Она замолкает, достает из кармана костюма вышитый носовой платочек и осторожно промакивает им глаза. Потом, повернувшись к мужу, командует: — Толя, оставь нас! Подожди на кухне или, нет, сделай нам лучше… чай, кофе? — Она вопросительно смотрит на Екатерину.

— Чай, пожалуйста, — говорит Екатерина, пытаясь встретиться глазами с Толиком. Ей это не удается. Анатолий Константинович, ни на кого не глядя, выходит.

— Вы с ней были хорошо знакомы?

— Пришлось! — горько произносит Мария Филипповна. — У Толика с ней… ну, одним словом, роман был! — Она внимательно смотрит на Екатерину, пытаясь по выражению лица определить, что именно и как много той известно.

— А до этого вы ее не знали?

— Не знала и не подозревала даже, что такая существует! Но потом добрые люди раскрыли глаза. Я его не оправдываю, — строго говорит Машенька, — но он ведь мужчина! С них другой спрос! («Еще раз к вопросу о равенстве!» — думает Екатерина.) А женщина должна себя блюсти! Особенно если замужняя!

— И как же вы познакомились?

— Ну, как! Подстерегла после работы, увидела, как они вышли вместе, и пошла за ними!

— Они вас видели?

— Нет! Им не до меня было! Ну, увидела я ее на лицо, а в другой раз подстерегла одну, без Толика! — Мария Филипповна рассказывает обстоятельно, со вкусом, видимо, уже не в первый раз. — И к ней: «Поговорить, — говорю, — надо!» Она мне: «А кто вы такая?» «Жена вашего друга, — говорю, — Анатолия Константиновича!» Хоть бы покраснела! Так нет же! «Я вас слушаю!» — отвечает. Представляете? Она меня слушает! «Нет, — говорю, — уважаемая, — это я вас слушаю!» «И что же вас интересует?» — это она мне. «А то, — говорю, — по какому такому праву вы с моим мужем гуляете?» — Мария Филипповна тяжело дышит, на щеках ее выступают красные пятна. — «Я вас по-хорошему предупреждаю, — в голосе ее звенят слезы, она так вошла в роль, что говорит уже на два голоса: патетически, с праведным гневом — за себя, и, высокомерно скривив губы, скупо цедит слова — за соперницу. — Я вас по-хорошему предупреждаю! Я на вас управу найду! Своего мужа я вам не отдам, слышите?!» А она: «Ваш, — говорит, — муж — взрослый человек! Решать ему!» «Так, — говорю, — короче, предупреждаю в первый и последний раз! Еще раз с ним увижу или люди скажут, имейте в виду!» «Ничего не могу вам обещать!» — это она мне! Можете себе такое представить? Законной жене! Я ж по-людски хотела… а она мне такое! И пошла от меня. Так спокойно, как будто ничего, а меня всю так и колотит! Так и колотит! «Ну, — думаю, — нет, ты меня еще плохо знаешь!»