Капкан для Лиса, или Игра без правил - Яна Лари Страница 34

Пока включаю музыку – замираю.

Полторы недели, а я уже признаю, что между нами есть притяжение. Не изначальный охотничий азарт, а какая-то подростковая взвинченность и неуверенность в каждом шаге навстречу, потому что шаги эти, нужно признать, исполнены грацией слона в посудной лавке.

Мне так давно не приходилось чувствовать себя желторотым птенцом, что становится муторно. Миллион уловок, призванных расположить к себе женщину, пасуют перед её непосредственностью, и в этом вся загвоздка. Вряд ли Полине интересны заезженные подкаты из пикаперского блокнота. А сам по себе без всех этих прикрас я тот ещё засранец.

– Соберись, позорник, – с усмешкой взбалтываю содержимое бутылки, стараясь не зацикливаться на том, как холодеют внутренности. Уж слишком решительно она настроена соскочить. Пугающе даже.

К чёрту! Мне не впервой импровизировать. Справился вчера, справлюсь и сегодня.

С каждой ступенькой обычная уверенность растягивает концы губ развязным оскалом. Но стоит завернуть в гостиную, вся решимость встаёт на дыбы и даёт хорошего леща по моим планам. Морозова снова меня сделала. Вернее, сделала то, чего я никак не ожидал. Вот совсем не ожидал. Вообще.

Эй, я так-то собирался терпеливо тебя завоёвывать, а не топтать белый флаг!

– Это как понимать? – с трудом отрываю взгляд от худощавой задницы. Из одежды на Полине только носок, который она не успела снять да так и замерла, согнувшись.

Мысленно пытаюсь напомнить себе, что видел и не такое, но бесстыжие глаза всё норовят урвать как можно больше: полосы оставленные на бёдрах грубыми швами джинсов и то что в сокровенном месте она гладкая до одури.

Последнее открытие заставляет мои благие помыслы обречённо забуксовать.

– Понимай буквально, – оставив носок в покое, Полина поворачивается ко мне. Её руки вздрагивают в стыдливом порыве прикрыться, но по итогу повисают вдоль тела плетями.

На болезненно белом лице одни глаза полыхают эмоциями – мстительно упиваются произведённым эффектом. И, чёрт возьми, есть с чего – мой ступор достоин сорокалетнего девственника.

– Не помню, чтобы давал тебе таких заданий, – прохожу мимо, изо всех сил стараясь выглядеть максимально равнодушным.

Полина всё-таки неловко обнимает себя за плечи, а я аккуратно ставлю на стол бутылку и бокалы, делая вид, будто не пялился на неё секунду назад, капая слюнями на пол.

– Засунь себе хоть в зад свои задания, – она вызывающе смотрит на меня глаза в глаза, обескураживая прямотой и надломом. – Была ещё альтернатива. Вот ею и подавись. Только отстань уже, а? Видеть тебя, ушлёпок, не могу.

– Чудо, я кто, по-твоему, некрофил? На кой мне равнодушное тело? Одевайся.

Целое мгновение я жду, что Полина облегчённо выдохнет. На худой конец нервно рассмеётся и кинется подбирать одежду, гонимая стыдом. Но она упрямо сжимает губы в твёрдую линию и тянется вперёд, чтобы начать расстёгивать пуговицы на моей рубашке.

– Бери что есть. Мы нюансов не обговаривали.

Холодные пальцы проскальзывают по коже, отчего внутренности пережимает глубоким вдохом, а мышцы пресса опасно каменеют.

– Поль, за кого ты меня опять принимаешь? – перехватываю её запястья и тяну руки вверх, заставляя подняться на носочки. Провальная затея, потому что в местах, где соприкасаются наши тела, прокатываются трескучие разряды тока. У меня сейчас дыбом каждый волосок. И не только. Я потерял себя и такое острое чувство, что её сейчас тоже теряю. В кровотоке битое стекло. Проще сдохнуть. – Ты меня вообще слышишь?

– Что не так? – она резко вскидывает голову, прошибает льдом разъярённого взгляда. Сейчас моя близость ей омерзительна. Достаточно слышать, как шипит неприязнь в тихом шёпоте. – Хватит заговаривать мне зубы. Бери, сказала. И больше не смей приближаться ко мне на пушечный выстрел. Всё как договаривались, Лис. Не тяни, иначе меня вывернет раньше, чем ты начнёшь.

Кажется, я всё-таки злобно матерюсь. Не "Лис", а самый настоящий плевок! Сатанею уже от одного этого слова, про остальные даже думать тошно. Но её отчаянье что-то царапает в груди, заставляя прислушиваться к себе, а не к взбесившемуся самолюбию.

Мне страшно до помутнения, потому что Морозова не "все остальные" – я не могу отвергнуть её, не причиняя боли. Не могу оттолкнуть, перевести всё в шутку или выставить за дверь, в конце концов.

Решение спонтанное, но я мягко отстраняюсь. Поднимаю с пола скомканную рубашку. Однако, когда ладони ложатся на напряжённые плечи, а её красноречиво затянувшийся выдох, наконец, обжигает мою грудь, страх бесследно проходит. Так будет правильно. Пусть жестоко, но правда не церемонится.

Голова Полины на миг скрывается за тканью рубашки. Снова сливочный, обезоруживающий аромат её тела. Снова разряды по пальцам, где кожа касается кожи, и дикая боль, которой не подобрать определения. Она сама просовывает руки в рукава, вызывая короткую усмешку.

Самостоятельная. Несгибаемая. Моя девочка.

– Поль, я не тот, кто будет играть в благородство, но это твой первый раз. Для девушек дефлорация больше, чем просто физика, а в тебе сейчас черти воют. Какая к чёрту симпатия? Поэтому не так и не сейчас. Мне не нужны потом твои истерики.

– Сказал бы проще: овчинка выделки не стоит, – она взвинчивается с пол-оборота, не давая толком вникнуть в причину. Одним взглядом пробивает насквозь и размазывает по полу попытку достучаться.

На этом всё. Полина больше даже не смотрит на меня, не позволяет к себе прикасаться. Понятия не имею, какие мысли варятся в её голове, и неуверен, что они мне понравятся. Правда в том, что нормального разговора у нас в скором времени точно не предвидится.

– Давай ты оденешься и спокойно объяснишь, в чём опять дело, – всё-таки предпринимаю попытку сориентироваться.

Подаю ей вывернутые джинсы, старательно следя за тем, чтобы взгляд не стекал к плоскому животу и ниже – к соблазнительно гладкому лобку. Мелькает даже идея метнуться в ванную минут на десять, спустить излишек посторонних мыслей, и вот тут уже приходится со всей силой провести по лицу руками.

Очнись, дружище. Ты катишься на самое дно.

Одевшись, Полина уже почти не дрожит, почти держит себя в руках. Но тем не менее, сама не своя от ярости. И стоит ей поднять глаза от пола, вся мощь упрёка пережимает мне горло тугим кольцом.

– Так дело не во мне, дело в тебе, – ведёт она плечом, пытаясь сбросить мою руку. – Пусти.

Взглядом пробегаюсь от растрёпанной тёмной макушки к нервно трепещущим длинным ресницам и переносице, усыпанной веснушками – редкими как брызги солнечного света в хмурый день.

Не отнимай у меня это тепло, бунтарка!

– Хорошо, поговорим обо мне, – резко глотаю воздух, чувствуя, что вот-вот задохнусь от жёсткого схода возбуждения. Я ведь хотел по-хорошему. Каждый раз пытаюсь исправить старые косяки, а по итогу стабильно загребаю новых.