Мой верный рыцарь - Кристина Додд Страница 34

Сэр Дэвид пулей вылетел из зала. Он не заметил меня и вообще ничего вокруг. Губы у него были плотно сжаты, лицо покраснело, но не было видно, чтобы ему помешали развлекаться. Уж я-то хорошо знал, что помешай кому-нибудь в такой момент и получишь по шее или того хуже. Мне казалось, что сэр Дэвид счел бы ниже своего достоинства путаться с женщиной. Я очень хотел, чтобы человек, перед которым я преклонялся, женился на моей госпоже, но я думал, что их союз должен быть благороднее, чем просто баловство в постели.

Я сунул в рот кусок хлеба и поспешил за ним. Мне хотелось узнать, удался ли мой план. По моему детскому разумению, единственным препятствием их любви было поведение самого сэра Дэвида. Уговорами и убеждениями мне удалось превратить его из грубого рыцаря в галантного кавалера, и теперь я ожидал в качестве вознаграждения счастливого известия об их помолвке.

Но сэр Дэвид зашипел на меня, как сердитый старый кот:

– Надевай сапоги, мы уходим.

Когда я попытался сказать ему, что летом сапоги мне не нужны, он так взглянул на меня, что я счел за благо повиноваться. Пока я втискивал ноги в сапоги, которые стали мне малы и жали немилосердно, он задержался в холле, поддразнивая Хетти и играя с Хейзел.

Филиппа позволяла ему это. Она уже больше не смотрела на сэра Дэвида как на ядовитого змея. Но и ребенка с ним не оставляла.

Наконец я натянул сапоги и подбежал к нему. Он вытер девочке подбородок и помахал ей рукой, а я заинтересованно спросил:

– Леди Элисон понравился котенок?

– Вы подарили ей котенка? – спросила Филиппа таким тоном, как будто он сделал что-то неприличное.

Выпрямившись, сэр Дэвид гневно посмотрел на нее:

– А разве нельзя было?

Его взгляд был как удар кулаком. Схватив Хейзел, Филиппа прижала ее к себе с такой силой, что девочка заплакала. Филиппа отшатнулась к стене.

Сэр Дэвид с ругательствами тяжелыми шагами вышел из холла, я за ним. Когда дверь захлопнулась, он недовольно сказал:

– Не обязательно оповещать всех о наших планах.

Меня это обидело. Я был молод, но не глуп. Я никому ничего не говорил и не видел ничего дурного в том, что Филиппа знала, что он подарил леди Элисон котенка. Она ведь была всего лишь служанка. По ее манере говорить я догадывался, что она приходилась леди Элисон дальней родственницей и была воспитана в благородном семействе. Но я и сам был воспитан в благородном семействе, а если мне не удастся стать рыцарем, из меня ничего не выйдет. Меньше чем ничего. Простой слуга, вроде Филиппы.

Наверно, какие-то мои мысли отразились у меня на лице, потому что сэр Дэвид взъерошил мне волосы.

– Леди Элисон полюбит котенка, как она любила свою старую кошку.

* * *

Дэвид знал, что должен сказать Эдгару правду. Он должен был объяснить ему, что его госпожа – холодная женщина, требовавшая усердной службы за свои деньги и боявшаяся всякой привязанности, потому что привязанность в конечном счете означает потерю. Это бы спасло мальчика от разочарований в будущем. Но он не сказал ему этого. Он взъерошил его волосы и солгал.

Эдгар усмехнулся:

– Я так и знал! Я так и знал! Это была моя лучшая идея. Держитесь меня, сэр Дэвид, и вы станете самой подходящей парой для миледи. Бьюсь об заклад, она и сейчас ласкает котенка, так же как она будет потом ласкать ваших детей.

Уверенность Эдгара изумила Дэвида. После крошечной темной комнаты ему показалось, что он купается в бодрящих солнечных лучах.

– Ты немного далеко заходишь.

– Почему? – с поспешностью белки, подбирающей желудь, откликнулся Эдгар.

– По-моему, я ей не по вкусу.

Иногда Эдгар обнаруживал совершенно недетское понимание.

– Она же вас целовала, верно? Я бы сказал, что вы ей очень нравитесь.

Неожиданно к Дэвиду вернулось чувство юмора.

– Может быть, но она не часто это показывает.

– Вы же сами решили, что покорить ее может только сдержанность. Но, по-моему, нечего ждать.

– Ты нетерпелив, приятель. – Но не настолько, как он сам. Дэвиду очень хотелось домой в Рэдклифф. В прошлом месяце Гай Арчер прислал известия с посланным леди Элисон. Засуха кончилась, все пошло в рост. Его дочь тоже выросла, и Дэвиду стало до боли тоскливо.