Мама напрокат - Слава Доронина Страница 34

Андрей

Ангелина не отводила от меня больших голубых глаз.

– Что за болезнь? Это ведь лечится? – тихо спросила она.

– Анемия, – выдохнул я. – Апластическая анемия. Еще в прошлый наш визит в клинику Иван заподозрил неладное, и в этот раз назначил ряд дополнительных обследований. Диагноз подтвердился, – я опустил глаза, чувствуя, как в районе сердца сильно свербит, а я не могу сделать полноценного вздоха. Больно. Так больно, как будто с меня живьем сдирали кожу, а мир в это время горел в жутком огне.

– Андрей... Но ведь сейчас медицина на таком уровне, что Ника обязательно вылечат...

Я посмотрел на нее тяжелым взглядом.

– Ему нужно все рассказать. Ты ведь не собирался от него это скрывать? – с отчаянием в голосе спросила она.

– Я не собирался ничего от него скрывать.

– А лечение? Что врач сказал про лечение? Почему у него появилась эта болезнь?

Ангелина поднялась на ноги, обошла кресло и встала за его спинку. Положила руки мне на плечи и сжала их. Еще вчера мне казалось, что я был близок к тому, чтобы начать с ней отношения, попробовать еще раз, а сейчас… Сейчас понимал, что это иллюзия, а теперь мое будущее не имело четких форм и очертаний.

– Это аутоиммунное заболевание. В половине случаев неизвестно, почему заболевает тот или иной человек. Костный мозг Ника перестал производить достаточное количество всех основных видов клеток крови. Его показатели сейчас очень низкие. Очень… – я говорил, а у самого горло сдавливало от боли за собственного ребенка и каждое слово давалось с трудом. – Отсюда эти непроходящие синяки... Он особо и не жаловался на здоровье, а я подумать не мог, что нас когда-нибудь коснется такая напасть. Его иммунитет вскоре стремительно начнет лететь к чертям. Организм будет воспринимать костный мозг как враждебный и чужеродный орган, и включит все ресурсы для его ликвидации. Если простыми словами, то организм Ника будет бороться сам с собой, и в один день может не выдержать всей этой нагрузки...

Я рассказывал Ангелине то немногое, что удалось мне самому уложить в своей голове. Слов и информации было столько за этот день, что казалось, она разорвется сейчас на части.

– То есть ничего нельзя сделать? – голос Ангелины сильно дрожал.

Крутанувшись в кресле, я повернулся к ней лицом, и поглядел на нее снизу вверх сосредоточенным взглядом. Заплачь она в этот момент, я бы в ней разочаровался, но она, поджав губы, смотрела на меня большими голубыми глазами, словно душу вытягивала. Мне не нужны были сейчас лишние истерики и слезы. Я хотел настроиться на возвращение домой и разговор с сыном. Нас с ним ждала серьезная борьба за его жизнь. Ему необходима была поддержка. А кроме меня в него никто не вселит этой уверенности, что все будет хорошо. Загвоздка лишь была в том, что я сам ни в чем сейчас не был уверен.

– На днях ему необходимо провести операцию, чтобы узнать процент оставшегося костного мозга, который функционирует. От этих данных будет зависеть дальнейшее лечение. Чем быстрее мы это сделаем, тем лучше. Но у него сейчас плохо сворачивается кровь и операцию сделать быстро не получится. А без нее сложно говорить о каких-то точных прогнозах. Возможно, Нику потребуется трансплантация костного мозга. Может быть, лечение ограничится переливанием крови и курсами химиотерапии. Я не знаю, Ангелина…

Она обняла себя руками, в глубине ее глаз застыли тревога и страх.

– Тот огромный синяк в сине-красную точку… Это...

– Да, – я кивнул, понимая, что она имела в виду. – Это те самые звоночки, которым я не придавал никакого значения.

И как бы я ни храбрился в эту минуту, мне было страшно. Все внутренности сжимались от этого чувства. Я понимал, что мне необходимо довериться Ивану, определять Ника в клинику и начинать лечение. Но только этот безумный страх потерять то единственное и дорогое, что было в моей жизни, крошил самообладание в пыль и лишал всяких разумных мыслей.

– Тебе… Вам с Ником нужна будет помощь… Я хочу со своей стороны быть иногда с ним вместо тебя. Навряд ли получится разом забросить все дела. И в любом случае ты будешь искать человека, чтобы он за ним приглядывал... Ведь ему нравится быть со мной…

Я поднялся на ноги, не ожидая услышать от нее этих слов.

– Станешь жертвовать работой ради моего сына? – поднял руку и пальцами коснулся ее дрожащего подбородка.

– Наверное, это звучит глупо, нелогично и вызывает у тебя недоумение. И прошлая ночь… – Ангелина тяжело дышала, смотря мне в лицо. Все ее эмоции для меня были в новинку. – Я ведь сама захотела, чтобы ты остался… Но я так чувствую. Никите нужна будет поддержка. Согласись, тебе ведь будет спокойнее, за него, когда ты не сможешь быть рядом, но буду я…

Ее самоотверженность удивляла.

Это говорило мне о многом. А еще и о том, что, кажется, я все же не разучился разбираться в людях.

– Да, мне будет спокойнее. Вопрос в другом: тебе это зачем?

Ответить Ангелина ничего не успела, потому что мой телефон снова ожил. Я отпустил ее лицо, взглянул на дисплей и увидел номер Людмилы Ивановны. Она редко мне звонила в рабочее время, если только не случилось что-то серьезное.

– Да, – ответил я, чувствуя, что хороших новостей в моей жизни с каждым днем будет теперь все меньше и меньше.

– Андрей Владимирович, Ник… – взволнованно проговорила она.

– Что Ник? – мое и без того изрешеченное и едва бьющееся сердце пропустило еще один удар.

– У него из носа пошла кровь… Мы пытались остановить, но она не останавливается. Я вызвала скорую и очень сильно переживаю. Я не знаю, что делать…

– Я скоро приеду. Будьте на телефоне.

– Андрей… – Ангелина побледнела. – Что случилось?

Я ничего ей не ответил, набрал Павла, предупредил его, что буду внизу через пять минут, и сразу же отзвонился Ивану. Он просил сообщать ему обо всех изменениях в состоянии Ника. И как, спрашивается, сохранять самообладание и ясный ум, когда я совершенно не владел ситуацией и никак не мог на нее повлиять?