Приручить единорога [= Странное предложение ] - Айрис Джоансен Страница 34

— Я распорядился, чтобы на втором этаже устроили квартиру для твоего обожаемого профессора, — сказал Сэнтин, явно переводя разговор на другое. — Это очень удобно, особенно если возникнут какие-нибудь особые обстоятельства. Думаю, профессор не будет очень возражать…

— Разумеется, нет! Наоборот, Дэвид будет очень доволен, когда узнает… — ответила Жанна медленно, словно во сне идя навстречу Сэнтину по захламленному полу. Ее взгляд, в котором светились восхищение, восторг и глубокая признательность, был прикован к его лицу. На бронзовых скулах Рафа определенно горел легкий румянец, и это потрясло Жанну едва ли не сильнее, чем все то, что она узнала за последние несколько минут. Никаких сомнений: этот галантный пират, ловкий бизнесмен и гроза конкурентов, был смущен, как школьник!

Остановившись в одном футе от него, Жанна заглянула ему прямо в глаза.

— Почему, Раф? — негромко повторила она. — Это слишком щедрый подарок. — Она чуть заметно улыбнулась. — И не уговаривай меня: я знаю, что ты любишь доводить дело до конца, но все равно я не поверю, что ты настолько привержен порядку!

Сэнтин ответил на ее улыбку нарочито сердитой гримасой и, повинуясь внезапному порыву, тут же поднял руку, чтобы коснуться ее щеки.

— Знаешь пословицу — дареному коню в зубы не смотрят? — едко спросил он. — Какая тебе, в конце концов, разница, почему я поступил так, а не иначе?

— Есть разница, — упрямо возразила Жанна, подавляя дрожь, вызванную его прикосновением. — И большая… Огромная!

Сэнтин провел кончиками пальцев по ее выпуклому лбу.

— Я сделал это ради твоих прекрасных глаз, голубка, — сказал он своим прежним голосом, и лицо его снова закрыла угрюмая сосредоточенность. — В тот вечер, когда ты увидела Сильвию Уотермен в шубе из тигра, ты была похожа на Бемби, у которого только что погибла мать-олениха. Я не мог этого вынести! — Сэнтин бросил на Жанну такой пронзительный взгляд, словно это она была виновата в том, что он поддался слабости. — И ты плакала!

— Ты сделал все это потому, что я плакала? — переспросила Жанна, обводя руками перестроенную ферму.

— Я же сказал, что я не мог этого вынести, — проворчал Сэнтин, воинственно выпятив челюсть. — Я не привык бездействовать, когда мне чего-то хочется, а в тот момент мне больше всего хотелось как-то исправить положение. Я готов был принести тебе на серебряном блюде головы Уотермена и его супруги, но ты отказалась, и я понял, что не сумею утешить тебя, что бы я ни сделал. Поверь, мне нелегко было смириться с мыслью, что я чего-то не могу!

Лицо Сэнтина отразило такое сожаление и одновременно ярость, что Жанна невольно улыбнулась.

— Я не хотела быть неблагодарной, — сказала она, лукаво сверкнув глазами. — Просто месть никогда не казалась мне… достойным занятием.

— Вот, оказывается, в чем дело… — протянул Сэнтин и несильно дернул ее за косу, которой он уже некоторое время забавлялся. — Впрочем, я всегда знал, что мне не удастся так легко одолеть этот твой проклятый идеализм, — жестким голосом добавил он, но изгиб его губ показался Жанне удивительно мягким и нежным. — Если бы ты жила в настоящем мире, ты бы знала, что месть довольно часто приносит реальное удовлетворение.

Лицо Сэнтина неожиданно стало почти смущенным.

— Тебе нравится твое настоящее, Покахонтас? — негромко спросил он.

Жанна почувствовала, как ее горло перехватило внезапной судорогой, а глаза наполнились слезами.

— Мне нравится мое настоящее, Раф, — ответила она нетвердым голосом и попыталась улыбнуться. — И если ты задумал все это для того, чтобы утешить меня, то ты весьма преуспел. Спасибо…

Она повернулась и поцеловала его горячую и сухую кисть, которая лежала у нее на плече.

— Только не надо больше плакать!.. — с напускным раздражением запротестовал Раф.

Жанна удовлетворенно рассмеялась, чувствуя, как душа ее наполняется уже знакомой ей лаской и нежностью.

— Не буду, — уверила она его, и тут же из ее глаза выскользнула и побежала по щеке слеза.

Сэнтин достал из кармана носовой платок и принялся неловко вытирать ей глаза.

— Сто раз говорил себе: женщинам верить нельзя, — мрачно посетовал он и вздохнул. — И вот результат… Ну что мне сделать на этот раз, чтобы ты перестала? — Он через силу улыбнулся. — Придется вложить половину моего состояния в исследования по искусственному разведению тибетских панд. Может быть, это тебя утешит?

— О, Раф! — не то всхлипнула, не то засмеялась Жанна, и слезы обильно заструились по ее щекам.

Сэнтин невнятно выругался и, обняв Жанну за плечи, прижал к себе, а она уткнулась лицом в его рубашку. От Сэнтина приятно пахло цветочным мылом и одеколоном, а сердце стучало в груди сильно и ровно.

— Ну что прикажешь с тобой делать? — пробормотал Сэнтин, нежно покачивая ее. — Почему ты забралась именно в мой сад, а не в чей-нибудь еще? Пока я не встретил тебя, моя жизнь была такой понятной, такой простой… Нет, черт побери! — перебил он самого себя. — Я не хочу об этом думать!

Он немного помолчал, нежно разминая ей шею и плечи.

— Знаешь, — сказал он после паузы. — Я солгал тебе, когда сказал, что у меня никогда не было домашнего животного. У меня была кошка, обычная трущобная кошка, которая жила в картонной коробке в проходе между двумя рядами домов. Никто из множества моих приемных родителей не разрешил бы мне привести ее домой, но я каждый день подкармливал мою киску, а она выбегала мне навстречу, как только я появлялся из-за угла. Потом настал такой день, когда она не вышла мне навстречу, и я никогда больше ее не видел. По этой серо-белой кошечке я тосковал сильнее, чем по своей родной матери, которая бросила меня, когда мне было восемь лет. Она была моя, эта кошка! И у нее, черт побери, не было никакого права так поступать со мной…

Жанна, слушавшая его с напряженным вниманием, слабо пошевелилась в его объятиях. Сэнтин сжимал ее так крепко, что она с трудом могла дышать.

— С тех пор я не испытывал ни любви, ни привязанности ни к одному живому существу, но тут появилась ты… — продолжал Сэнтин. — Никогда прежде я не чувствовал нежности к женщине, и мне ни разу не захотелось ни защитить, ни утешить ни одну из них. Мне просто не приходило в голову, что женщины нужны не только для занятий любовью, но для чего-то большего…

Его голос внезапно изменился, стал незнакомым, прерывистым и странно беззащитным.

— Я боюсь, Жанна, — сказал он. — Боюсь, как никогда еще не боялся. Мне становится жутко при мысли, что когда-нибудь — совсем скоро! — настанет такой день, когда я оглянусь и не увижу тебя рядом. И я не допущу этого.

Жанна, которой было уже почти нечем дышать, попыталась отстраниться от него и приподнять голову, но Сэнтин лишь еще сильнее прижал ее к себе.

— Не надо, — мягко предупредил он. — Мне нравится, как доверчиво ты прижимаешься ко мне, нравится считать тебя слабой и беззащитной. К несчастью, у тебя слишком сильный и независимый характер, чтобы подобная возможность предоставлялась мне достаточно часто.