Опасные леди - Натали Фокс Страница 34

Ошеломленная журналистка взглянула на Джесс как безумная. Ее классические черты исказились злобой, лицо побелело, а рот начал дергаться.

– Ты… ты его невеста? – выдохнула она наконец.

О Боже, я слишком далеко зашла, метнулась в сознании Джесс паническая мысль. Нельзя делать столь опрометчивые заявления. Но слова уже сорвались с ее уст. Поглубже запахнувшись в халат, Джесс открыла дверь номера. Отрицать теперь что-либо было поздно, не следует усугублять положение и выставлять себя в смешном свете, эта женщина не должна уйти победительницей.

– Без комментариев, – проговорила она, держась за ручку двери и собираясь закрыть ее за Венецией.

Но журналистка, как и вся ее братия, владела удивительной способностью крепко вцепиться в ваши слова и выуживать из них как можно больше информации. К этому моменту краска вернулась на ее лицо, и она довольно спокойно сказала:

– Я не приношу вам своих поздравлений, мисс… Э-э… Как вас там? Ваше имя вылетело у меня из головы.

Джесс не говорила ей своего имени, и Венеция Кросслэнд об этом прекрасно знала, а потому Джесс не поддалась на провокацию. Она лишь повторила:

– Без комментариев.

Так что последнее слово осталось за ней, ибо Венеция кивнула со значительным выражением, будто желая показать, что и без того прекрасно знает, с кем имеет дело, затем повернулась, вышла в широкий коридор И быстро скрылась за его поворотом.

Джесс не захлопнула за ней дверь, а тихо закрыла, чтобы не выдать уходящей журналистке степень своего смятения. Она постояла у двери, закрыв лицо руками и глубоко дыша, чтобы поскорее успокоиться. Голова шла кругом. Это ужасно, ужасно… Ляпнуть такое! Да это во сто раз хуже, чем проснуться утром от криков обезумевшей фурии!

И та решимость, с которой ушла журналистка… Ей наверняка не составит труда выяснить имя. Это ее работа. Она, вероятно, знакома с местной администрацией, так что вся эта вчерашняя заварушка с пролитым коктейлем и исчезновением сумочки не останется для нее тайной. Весь мир узнает, что она, Джессика Лемберт, провела ночь в номере Оливера… Ох, она даже не знает его фамилии. Прыгнула в постель с мужчиной, едва успев с ним познакомиться!

Казалось, тысячи людей глядят на Джесс с ехидной улыбкой. Она нетвердо пересекла гостиную и остановилась у окна, глядя вниз, на улицу, где жизнь бурлила в этих тысячах людей, растворяя их в жарких солнечных лучах.

Она стояла, обхватив себя руками и завидуя этим мельтешащим внизу человечкам, анонимными, спешащими по своим обыденным делам, заходящим в магазины элегантным женщинам… Ей тоже захотелось оказаться там, внизу, слиться с безымянной толпой, раствориться в ней и… Ох, зачем она сказала, что человек, с которым она только что встретилась и провела ночь, сделал ей предложение! Какие у нее доказательства, что одноразовый любовник именно так и поступит? Эта журналисточка, имевшая ключ от его номера и весьма удивившаяся, найдя в его постели незнакомую женщину, не преминет теперь воспользоваться самыми мерзкими приемами своей профессии и нанести удар… Ох, Господи, что она натворила!

Но Венеция не знает всего и вряд ли узнает, пыталась хоть немного успокоить себя Джесс. Пусть Оливер богат и влиятелен, но его свидание едва ли послужит основанием для осуждения и кривотолков, если даже эта Венеция Кросслэнд и выполнит свое намерение. Он ведь холостяк.

Да, она запаниковала из-за этих сущих пустяков. Уснуть, конечно, теперь едва ли удастся. Джесс нашла в баре апельсиновый сок, налила себе в стакан и отхлебнула из него, даже не чувствуя вкуса. Худшего пробуждения и не придумаешь – столкнуться лицом к лицу с одной из любовниц Оливера, если, конечно, эта журналистка сказала правду. Вскоре она успокоилась, но другая мысль пришла ей в голову и весьма удивила и озадачила. Что это с ней? Почему она так увлеклась этим человеком? Впрочем, стоило ей, чуть ли не впервые в жизни, встретить мужчину, который был для нее желанен, в котором ей все нравилось, и вдруг – вечное невезение – откуда ни возьмись, эта фурия, чье появление грозит разрушить то, что едва началось.

Расстроенная, она отставила стакан и направилась в спальню. Подойдя к большому зеркалу, занимавшему часть стены, она скинула халат и стала себя рассматривать. Вообще ее раздражение, тщательно скрываемое от журналистки, было гораздо сильнее и глубже, чем у незваной гостьи, хотя бы уже потому, что она не давала ему выплеснуться. Джесс не была толстой, так какого черта та сказала, что… Прошедшая ночь показала, что ее тело очень нравится Оливеру. Волосы, правда, в беспорядке, особенно утром, со сна, но… Нет, она определенно не выглядит падшей женщиной, какую увидела в ней эта журналистка. Или выглядит?

Джесс склонила голову и прикусила губу. Нет, Оливер был в восторге от ее тела. Его любовные ласки были столь исступленными, что она и мысли не могла допустить о его притворстве. Но как быстро все произошло. Никогда, никогда прежде не отдавалась она мужчине так просто и легко, а главное, ни с кем она не чувствовала себя столь непринужденно и естественно. Нет, это было не просто занятие сексом, они действительно творили любовь. Оливер говорил ей удивительные слова, которых не говорят при случайной связи. Она подняла голову и, собрав волосы в узел, закрутила их на затылке, открыв лоб, уши и шею. Когда она хочет, то может выглядеть очень даже утонченной…

Она решила выбросить все это из головы. К черту эту костлявую американскую стерву. С какой стати она расстраивается из-за какой-то тощей суки? Просто смешно! Подняв с пола халат, она направилась в душ. Господи, у нее же ничего нет: ни одежды, ни туалетных принадлежностей, ни косметики, думала она, стоя под тугими струями воды. Ее удивительная ночь с Оливером, ночь любви, завершилась, и вот ее вынесло в утро голой как есть, в казенном банном халате и с неприятной мыслью об исчезновении сумочки со всем ее содержимым.

Когда она вытиралась, лоб ее наморщился, брови хмуро сошлись к переносице, огорчению, казалось, нет предела. Ночью она была на седьмом небе, потому что обаяние Оливера, его исступленные ласки заставили ее забыть обо всем, даже о потере кредитных карточек, а вот теперь беда снова накатила на нее, заставляя жалеть, что она вчера же вечером ничего не предприняла для поиска сумочки. Наверное, если бы она сразу обратилась к администрации… Впрочем, что толку теперь строить догадки…

Осознав всю нелепость своего положения, Джесс по-настоящему встревожилась, не зная, что теперь делать…

Вернувшись в спальню, она увидела Оливера, стоящего возле ночного столика. У слышав, что она вошла, он быстро задвинул ящик, куда что-то положил, и повернулся к ней, приветливо улыбнувшись.

Этого было достаточно, чтобы Джесс сразу же забыла о своей пропаже, но мгновенно вспомнила об ужасном нападении на нее журналистки. Она тотчас разрыдалась, и слезы оказались неожиданно бурными, что вообще не было ей присуще. Осев на пол возле кровати, она спрятала лицо в руках, лежащих на краю постели, и не могла остановить рыданий, растравляемая тем, что эта ужасная Венеция так испортила ей начало дня сучьими воплями. Сюда же присоединились сожаления о про павшей сумочке, о том, что она не придала этому должного значения сразу же, пока еще не было поздно, и о том, что Оливер улыбнулся ей только потому, что еще ничего не знает, а когда узнает, то всему придет конец…