Обратная сторона - Ольга Иженякова Страница 33

Вскоре моя работа совсем перестала меня интересовать. То есть не сама работа, а место работы. Я перестала чувствовать сенсации, вкус дополнительных заработков.

Мне захотелось писать простые человеческие истории о людях труда, о дружбе, верности — в общем, то, что в настоящее время носит ярлык «не читабельное». Я стала больше уделять внимания ребенку и написала ему целый сборник сказок. Маленький Лука был в восторге и тут же решил их самостоятельно проиллюстрировать.

Но несмотря на умиротворенность, полноту жизненных ощущений, мне с каждым днем становилось все хуже и хуже. Самой частой моей спутницей отныне стала тяжелая ноющая боль, которую я вынуждена была носить в себе. Я начала быстро ослабевать, напрочь пропал аппетит и сон. Дни и ночи я полностью заполнила стихами, прозой, бесконечными разговорами с Саэлем обо всем и путешествиями в невиданные до недавнего времени миры.

Врачи утверждали, что это сильные болеутоляющие лекарства на меня так действуют, ну не может обычный человек быть вхож в мир ангелов. Меня же мнения медиков абсолютно не интересовали. У меня осталась такая же замечательная память, какая была раньше, и я заучивала наизусть длинные акафисты и псалмы на церковно-славянском. Читала старинные книги, особо понравившиеся мысли выписывала и потом их перечитывала снова. Я даже завела специальную тетрадку, шутливо назвав ее «Зерна правды».

Прощание с миром проходило тихо и медленно — так кружатся опавшие листья в последнем осеннем вихре. Особую грусть обычно внушает то, что эти листья никогда не вернутся на свои прежние места, тогда как осень придет еще много раз. И ей, осени, безразлично, кто будет ею любоваться — мы или наши потомки? Это тяжело понимать. Очень тяжело. От этого, кажется, стареешь еще быстрее.

На календаре значилось девятнадцатое января — праздник Крещения Господня.

Для православных это особая дата. И я, по примеру людей, которым терять уже нечего, решила окунуться в прорубь. Даже если простыну и заболею, думала я, что это может изменить?

Замечу сразу, что купание на крещенские морозы в проруби — занятие не для слабонервных. Здесь одна очередь в иордань чего стоит!

Состояние непередаваемое. Ты стоишь босая, в одной ночной сорочке на тридцатиградусном морозе и ждешь, пока не искупаются впереди стоящие девятнадцать человек.

Купаются здесь основательно. По церковным правилам, нужно окунуться три раза с головой, однако особо ревностные христиане ныряют и по семь и по двенадцать раз. Особенно преуспевают в этом деле, как ни странно, старенькие бабульки, говорят, одна из них окунулась в иордань аж сорок раз! Мне повезло, что она стояла не передо мной…

В очереди робкий шепот. Кто-то читает молитву, кто-то просто стучит зубами, дрожа от холода. Неприятно еще и потому, что ноги периодически примерзают к земле, даже несмотря на тот факт, что тропинка в иордань аккуратно усыпана соломой. Впрочем, я, как купальщица со стажем, пусть и небольшим, от этой беды защитилась довольно просто — надела тоненькие носки. Защиты от холода, конечно, никакой, но зато не пришлось с болью отдирать ноги от промороженной земли. Особенно вселяют чувство храбрости маленькие дети — они купаются молча и послушно, как ангелочки.

Внезапно очередь послушно расступается — мы пропускаем в купель молодую женщину с грудным младенцем. Ребеночек — совсем еще крошка.

— Ему хоть месяца три есть? — со страхом спрашиваю у матери.

— Конечно, есть, — слышу в ответ. — Три с половиной вчера исполнилось…

Мамаша три раза основательно окунается с младенцем, завернутым в пеленку. Мне кажется, что ребеночек вот-вот захлебнется. Однако «стойкий оловянный солдатик» даже не поморщился.

Мамаша с малышом быстро убежала в палатку, и наша очередь снова зашевелилась.

Когда стоишь и ждешь, кажется, что купаются долго и медленно, и совсем не понимаешь чужого страха перед ледяной водой. Но когда сам входишь в воду… такого жгучего холода, признаться, я не ожидала, поэтому в прямом смысле слова замираю и столбенею.

— Ну быстрее, быстрее, сестра, — слышу над собой голос. — Давайте уже окунайтесь, не стойте! Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, — молится за меня вся очередь…

Молниеносно обжигаюсь в проруби и окончательно перестаю что-либо соображать. Внутри замирает все. И кажется, что дальнейшее происходит уже не со мной, а с другим человеком, у которого чувства страха, боли или обиды полностью атрофировались. Из проруби вышло что-то механическое — так мне показалось на какое-то время…

Пока я бежала до женской палатки, сорочка и платок напрочь одеревенели и примерзли к телу; пришлось их осторожно отдирать…

К небольшой проруби с лестницей рядом с иорданью тоже очередь. Здесь набирают крещенскую воду, так сказать, для домашних нужд. Она, как утверждают верующие, имеет большую силу.

Особенно запасаются крещенской водой местные цыгане. Считается, что если ею окропить коня, то его, во-первых, не украдут, а во-вторых, он долгое время будет сильным и здоровым.

— Даже дохлые клячи от этой воды оживают, молодеют, жизнь им начинает нравиться! — Это разговаривают стоящие рядом со мной цыганки.