Вот это женщина! - Лора Энтони Страница 33

— Киган, я простила тебя. Прости теперь и ты себя. Иди.

И тут его охватило чувство, которому не было названия. Ничего подобного с ним никогда раньше не происходило. Мир. Покой. Прощение. Блаженство. Каждая мышца его тела освободилась от напряжения, его окутало нежное тепло.

Киган почувствовал себя легким, почти невесомым. Свободным и счастливым. Голос Мэгги снова запел эту песню, но теперь она все удалялась и удалялась, пока, наконец, совсем не исчезла. А Киган остался и чувствовал, как в него словно вливался поток чистой энергии.

— Мэгги? — Он потер глаза и уставился на место, где она только что стояла. Вокруг не было ни души. Метель улеглась, и все вокруг вновь приобрело ясные очертания. Был ли дух Мэгги здесь, или воображение сыграло с ним эту шутку? Впрочем, какая разница. Послание оставалось тем же.

Любить.

Почему он так хотел отомстить? В память о Кетти и Мэгги или для себя, для собственного спокойствия? Неужели он так долго себя обманы вал? Киган знал ответ. Месть эгоистична. Она уничтожает не только того, кому мстят, но и свое орудие. Только любовь и прощение помогут ему снова обрести себя. И он знал, где найти их. Все, что ему было нужно, это вернуться к женщине, которую он любит.

К Рен.

Ведь он действительно любил ее. С силой и страстностью, которые превосходили все, что он когда-либо испытывал к Мэгги. Да, он, конечно, любил свою жену. Но это была мягкая и нежная любовь. Совсем не похожая на ту страсть, которую он испытывал каждый раз, думая о Рен. Его тело хотело эту женщину так, как никогда не хо тело Мэгги. Киган никогда не ждал прощения так, как ждал его сейчас. Никогда еще ему не была столь необходима любовь.

Он поднялся на ноги и вынул из кармана пистолет. «Магнум» был символом его ненависти. Посмотрев на него последний раз, Киган размахнулся и закинул его как можно дальше.

Чувствуя, что с души свалилась огромная тяжесть, он повернулся и направился назад прямо через поле.

* * *

На подоконнике стоял приемник, из него лилась мелодия песенки «Звенящие колокольчики».

Рен сидела на стуле посреди кухни и смотрела, как совершенно пьяный Хеллер танцует вокруг нее, повязав на голову ее передник с Санта-Клаусами.

В одной руке он держал канистру с бензином, в другой — бутылку виски. В зубах у него была зажата зажженная сигарета. В глазах Хеллера пляса ли дьявольские огоньки. Он уже съел три пирога с клюквой и орехами, и теперь вся его борода, и без того не слишком чистая, была в крошках.

— Ну, разве не весело? — проговорил он с набитым ртом, проливая виски на рубашку. Завязки передника болтались у него по плечам.

Под рубашкой на талии прорисовывался силуэт пистолета в кобуре. Рен еле сдержала крик, горя чей и душной волной в ней поднималась паника. Но она не могла позволить этому животному увидеть, как сильно он ее испугал. Так что Рен просто молчала.

Хеллер наклонился и заглянул ей в лицо.

— Я задал тебе вопрос.

— Да, — пробормотала Рен. — Это просто шутка года. Видишь, я смеюсь.

Он разразился диким хохотом.

— Слушай, крошка, а ты гораздо забавнее, чем жена Уинслоу. Она умела только кричать и плакать.

Когда Рен это услышала, она поняла, почему Киган хочет его убить. Это грязное животное должно быть изолировано от общества до конца жизни. Злость на мгновение пересилила в ней здравый смысл.

— Таких, как вы, надо запирать навсегда.

— Ни одна тюрьма меня не удержит, — усмехнулся Хеллер. — Я снова убегу. Вот так. Даже если они меня и поймают.

— Вы отвратительны!

Рен была удивлена собственным порывом, но ее уже нельзя было остановить. Впервые в жизни она нашла того, кто стал ей действительно дорог. Но Киган был так поглощен преследованием этого бродяги, который сотворил что-то страшное с его семьей, что не мог ответить ей взаимностью.

Она понимала его чувства, но это ранило ее в самое сердце. Если Кигану больно, ей тоже больно. Получалось, что безразлично, сожжет Хеллер дом вместе с Рен или нет. Зачем ей жизнь без единственного человека, которого она любит?

Любит страстно и самоотверженно. Неважно, что они знают друг друга считанные дни. Она знала о нем все, что должна была знать. Они были родственными душами, их сроднили боль и страдания. Оба они были душевно ранены, но могли бы излечить друг друга. Надо только попытаться.

Теперь ты уже никогда этого не узнаешь. Коннор Хеллер пришел, чтобы убить тебя, прервал ее размышления внутренний голос.

Реп посмотрела в лицо Хеллеру и поняла, что перед нею маньяк. И тогда Рен почувствовала: она сейчас умрет. Так и не сказав Кигану, что любит его.

Хеллер стал еще громче смеяться, он глотнул еще виски.

О, Господи! Да это же сумасшедший!

Взгляд Рен скользнул по кухне. Она искала, чем могла бы защититься от него. Над плитой висела литая чугунная сковородка. Всего в четырех шагах. Непонятно только, успеет ли она сделать эти четыре шага, пока он не достанет свой пистолет и не пристрелит ее?

— Знаешь, — сказала она, сохраняя внешнее спокойствие, хотя мысли ее метались как испуганные куропатки. — Сегодня ведь рождественское утро.

— Да? — Хеллер покачал головой, и концы передника закачались из стороны в сторону.

— Если ты убьешь меня на Рождество, вряд ли в твоем носке окажется что-то, кроме углей.

Он замер, глядя на нее так, будто она сошла с ума. А затем нервно рассмеялся.

— Ты хочешь сказать мне, что еще веришь в Санта-Клауса?

— Нет, — ответила Рен. — Но я верю в чудеса.

— Это хорошо, потому что только чудо может спасти тебя этой ночью, калека.

Калека. Это слово болью отдалось в ее голове. Точно так же ее назвал Блейн Томас. Давным-давно. «Кто может полюбить калеку?» сказал он тогда.

Она еще покажет этому отребью, кто здесь калека!

Растерянность сменилась решимостью. Она не будет сидеть здесь словно беспомощная жертва, над которой глумится преступник, пока ее любимый бродит где-то там во тьме. Чего бы это ни стоило, она будет драться за свою жизнь, а потом и за любовь Кигана. Рен метнулась от стула к плите.

Ее неожиданный рывок застал Хеллера врасплох. Он попытался было протянуть руку к пистолету, но понял, что обе руки у него заняты.

Хеллер нахмурился.

Рен не смотрела назад. Она боялась, что он со всем близко стоит. Она дотянулась до сковороды и сжала в руках ее тяжелую ручку.

Потом услышала треск и поняла, что это рвется под пальцами Хеллера ее фланелевая ночная рубашка. Он оттаскивал ее назад, но Рен упорно не отпускала ручку. Развернувшись, она с размаху опустила сковороду на голову Хеллера.

Он что-то промычал и опустился на колени.