Чужая роль - Дженнифер Уайнер Страница 33

— Мне достаточно, — покачала головой Элла, прикрывая ладонью бокал с вином. Это был их первый ужин в ресторане, первое официальное свидание, на которое она в конце концов согласилась после долгих уговоров Льюиса. Мало того, разделила с ним бутылку вина, что, как позже поняла, было ошибкой. Прошли годы — не менее десяти лет — с тех пор, как Элла пила вино в последний раз, и, разумеется, оно ударило ей в голову.

Льюис отставил бутылку и вытер губы.

— Ненавижу праздники, — признался он так буднично, словно речь шла о нелюбви к артишокам.

— Что? — не поняла она.

— Праздники. Просто не выношу. И никогда не выносил.

— Но почему?

Льюис налил себе полбокала.

— Сын никогда ко мне не приезжает, — коротко пояснил он, — и это ставит меня на одну доску со здешними кумушками.

— Он вообще здесь не бывает? — нерешительно спросила Элла. — А вы… разве…

— Проводит все праздники с родителями жены, — с трудом выговорил Льюис, и уже по одному тону Элла поняла, насколько эта тема для него болезненна. — Обычно мы видимся в феврале, когда у детей каникулы.

— Ну… и это неплохо, — возразила Элла.

— Еще бы! Я безобразно их балую. Жду не дождусь, когда они снова заявятся, но все же в праздники нелегко приходится.

Он слегка пожал плечами, словно давая понять, что это не худшая в мире вещь, но Элла на собственной шкуре знала, что такое одиночество.

— А как насчет вас? — Он наконец задал вопрос, которого все время ожидала Элла, потому что, как бы ни был деликатен Льюис, как бы им ни было хорошо вместе, все же она не могла вечно избегать этой темы. — Расскажите о своей семье.

Элла вынудила себя расслабиться, расправить плечи и не сжимать кулаки. Она ведь знала, что это неизбежно. И вполне естественно.

— Видите ли, — начала она, — мой муж Аира был преподавателем в колледже. Читал историю экономики. Мы жили в Мичигане. Он умер пятнадцать лет назад. Удар.

Таковы были обычные, общепринятые в «Эйкрс» сведения об усопших супругах: имя, должность, год и причина смерти (леди, например, не колеблясь шептали «рак», но ничто не могло вырвать у них неприличное продолжение «простаты»).

— У вас был счастливый брак? — допытывался Льюис. — Понимаю, это дело не мое…

Он осекся и с надеждой уставился на Эллу.

— Это был… — пробормотала она, играя ножом для масла, — вполне типичный для своего времени брак. Он работал, я вела дом. Готовила, убирала, развлекала гостей.

— А какой был Аира? Чем любил заниматься?

Самое смешное, что Элла почти ничего не могла сказать о муже. В голове почему-то все время вертелось слово «достаточно»: Аира был достаточно приличным, достаточно умным, достаточно хорошо зарабатывал, достаточно любил ее и Кэролайн. Правда, был немного скупым (сам он предпочитал считать себя экономным) и довольно тщеславным (Элла не могла не поморщиться, вспоминая, сколько внимания муж уделял своей внешности), но по большей части вполне сносным человеком и партнером по жизни.

— Он был… славным, — выдавила она наконец, понимая, что характеристика оказалась весьма сдержанной, мягко говоря. — Он был хорошим добытчиком, — добавила она, отчетливо сознавая, как старомодно это звучит. — И хорошим отцом.

Последнее было не совсем верно. Аира, со своими учебниками по экономике и запахом меловой пыли, был, казалось, навеки озадачен Кэролайн, которая потребовала надеть на нее балетную пачку, перед тем как впервые идти в детский сад, а в восемь лет объявила, что станет отзываться только на титул «Принцесса Мейпл Магнолия». Аира с головой ушел в рыбалку, футбол и бейсбол и, вероятно, жалел, что его единственный ребенок не родился сыном или по крайней мере обычной девочкой.

— Так у вас есть дети? — допрашивал Льюис. Элла глубоко вздохнула.

— Дочь. Кэролайн. Она умерла.

Здесь она явно нарушила правила игры, сообщив только имя и факт самой смерти, но ни слова больше: ни кем была Кэролайн, ни когда умерла, ни отчего.

Льюис осторожно положил ладонь ей на руку.

— Простите. Даже не представляю, каково вам пришлось.

Элла ничего не ответила, потому что не могла говорить о том, что пришлось пережить. Быть матерью умершего ребенка куда хуже, чем думают. Хуже просто ничего не бывает. Это было настолько страшно, что она могла думать о смерти Кэролайн только отрывочно, эпизодически. Перед глазами словно мелькали моментальные снимки и отдельные кадры, да и тех было немного. Так, жалкая горсточка воспоминаний, каждое больнее предыдущего. Гладкая, полированная поверхность гроба из красного дерева, прохладная и твердая под ее рукой. Лица дочек Кэролайн в синих платьицах, с забранными в одинаковые хвостики темно-каштановыми волосами. Она помнила, как старшая девочка сжимала пальцы младшей, когда они подошли к гробу. Как плакала младшая. Какие сухие глаза были у старшей.

— Попрощайся с мамой, — хрипловато сказала старшая, а малышка только покачала головой и заплакала. Элла помнила, как стояла там, совершенно опустошенная, словно гигантская рука одним взмахом выгребла из нее все: сердце, внутренности — и оставила только внешнюю оболочку. Такую же, как всегда. Только она уже не была прежней.

Помнила, как Аира вел ее под руку, будто калеку, осторожно усаживал в машину, высаживал из машины, помогал подняться на ступеньки похоронного бюро, пройти мимо Мэгги и Роуз. Тогда она думала только о том, что у них теперь нет матери. И эта мысль разорвалась в ее мозгу бомбой. Она потеряла дочь — трагедия, но девочки потеряли мать. И это неизмеримо страшнее.