Таинственный пруд. Том 2 - Виктория Холт Страница 32

В Тасмановом море штормило, а когда огибали мыс Доброй Надежды, Морвенна предпочла сидеть в каюте. Мы с Джастином продолжали выходить на палубу, и наедине у нас была возможность говорить на темы, которые мы держали в тайне от Морвенны.

Он был поразительно искренен. Я думаю, он не мог забыть о том, что Джервис спас его жизнь, и казалось невероятным, что он погиб ради этого, выразив перед тем явное презрение к Джастину.

У меня сложилось впечатление, что Джастин заботился обо мне потому, что не мог отблагодарить Джервиса за сделанное им.

— По справедливости, именно он должен был спастись! — говорил он. Джервис был лучше меня — не думаю, что я решился бы спасти его… Я много размышлял об этом, Анжелет! Когда, наконец, откопали его тело, первой моей мыслью было: «Теперь никто не узнает обо мне! Знает об этом только Анжелет, а за нее можно быть спокойным».

— На твоем месте я не упрекала бы себя, Джастин, — отвечала я. Полагаю, это была естественная реакция.

— Но он погиб, спасая меня…

— Да, это, несомненно, важно, но это было типичным для Джервиса. Он всегда действовал благородно, не размышляя, в повседневной жизни.

Он менялся, садясь за карточный стол!

Но он никогда не стал бы жульничать!

— Нет… в карточной игре, но играть на деньги, которых у тебя нет, это тоже своеобразное жульничество! — я вспомнила о мадам Бужери. — Джервис был склонен к этому. По-своему, вне всяких сомнений, он был благороден, исключительно добр, склонен к самопожертвованию, что ясно проявилось, но все мы несовершенны. Джастин, ты должен позабыть об этом, все осталось позади.

— С тех пор я не жульничал в картах.

— И ты совсем бросишь это?

Некоторое время он молчал, потом произнес:

— Я зарабатывал этим на жизнь, Анжелет.

Ты имеешь в виду… Ты жил на свои выигрыши?.. Те, которые получал, благодаря использованию своих «подходов» к игре?

— Ты очень мягко выразилась, Анжелет! В лондонских клубах таким образом можно выиграть крупную сумму денег. То, что я делал в этом городке, было… заурядно. Конечно, это волнующее занятие: ведь если тебя хоть раз поймают, то все кончено навсегда, но я был умелым шулером. Должно быть, я сильно оплошал, раз меня сумел поймать Джервис!

— Бедная Морвенна! Она такого высокого мнения о тебе!

— Я пообещал себе, что если найду золото — брошу это занятие навсегда! Я стремился к этому: с тех пор как я женился на Морвенне, я был вынужден постоянно бороться со своей совестью.

Она считает, что у меня есть какой-то источник дохода, а единственный мой доход — вот это…

— Ты мог бы пойти работать на шахту Пенкаррона…

— Я бы не выдержал: жизнь в глухомани, далеко от всего, к чему я привык…

— А теперь?

— Я изменился, вернее, случившееся изменило меня, я пытаюсь жить честно! Меня поймал Джервис, а это значит, что я стал допускать оплошности, уже не в совершенстве владею этим «искусством». Это началось с тех пор, как я женился на Морвенне, а теперь у нас еще и ребенок. Это все меняет! Если отец Морвенны вновь предложит мне что-нибудь, я приму его предложение, Анжелет, и попытаюсь сделать все, чтобы преуспеть.

— Ах, Джастин, я так рада за тебя! Ты должен позабыть обо всем, что было с тобой раньше.

Ты — мой добрый друг, Анжелет! С тобой я чувствую себя в безопасности, ты меня не предашь. Я рассмеялась.

— Дорогой мой Джастин, я не считаю тебя закоренелым грешником: полагаю, ты изымал излишки у богачей!

— Ну, в этом-то городке…

— Если ты все это бросишь, если начнешь жить достойной жизнью, я думаю, ты сможешь стать очень счастливым человеком. Должно быть, это ужасное напряжение, когда постоянно боишься, что тебя кто-нибудь поймает!

— Да, но одновременно это и очень волнующее чувство!

— Но теперь ты обязан думать о Морвенне и Патрике. Ты можешь с этим покончить, Джастин?

— Да, могу, — ответил он.

Я была рада за Морвенну. По крайней мере она могла рассчитывать на счастливую жизнь.

Вот так проходили дни, и с каждым днем мы были все ближе и ближе к дому…

* * *

Настал знаменательный день. Какая стояла суматоха! Как все были взволнованы! Все собрались на палубе, ожидая, когда покажутся белые утесы Англии.

А потом я увидела своих родителей и родителей Морвенны, высматривающих нас среди выходящих пассажиров. А потом — крик радости, и мои родители, удивленно глядящие на меня и держащие в объятиях свою внучку.

Наступило небольшое замешательство. Мои отец и мать одновременно пытались обнять меня. То же самое происходило вокруг Морвенны. Джастин стоял рядом, улыбаясь.

— Мое милое дитя! — восклицала мать. — Ах, Анжелет… — Ее глаза были наполнены слезами. — А это Ребекка… Ах, что за чудесное дитя! Точь-в-точь такая, какой была ты! Взгляни, Рольф…

Они оба были вне себя от волнения.

— Слава Богу, теперь ты дома! — сказал отец. Мы собирались провести в Лондоне несколько дней, до того как отправиться в Кадор.

— Всем в Лондоне не терпится повидать тебя, — сказала мать, — так что встреча тебе обеспечена! Позволь, Анжелет, я возьму на руки малышку. О, Господи, какая худенькая! Нужно будет это дело поправить.

Отец взял ручной багаж, остальные вещи должны были переправить прямо в Корнуолл.

* * *

Итак, мы прибыли в Лондон. Мы остановились в доме на Вестминстерской площади, который выглядел, как и прежде. Встретить нас собралась вся семья дядя Питер и тетя Амарилис, Мэтью и Елена с Джеффри, Питеркин и Френсис; пришла и Грейс Гилмор.

Все нежно расцеловали меня и выразили восхищение ребенком.

— Надеюсь, вы не возражаете против того, что я прибыла на это чисто семейное торжество? — спросила Грейс. — Вы все так добры ко мне, что я чувствую себя членом вашей семьи.

— Я очень рада видеть вас, Грейс! — ответила я.

— Теперь, когда Анжелет вернулась домой, и вам следует погостить у нас в Корнуолле, — сказала мать.

Амарилис ворковала над малышами. Их поместили в старой детской, и слуги спорили о том, кому присматривать за ними.

Спать в роскошной постели, есть вкусную пищу, оказаться в мире удобств и комфорта — все это было чудом, но к этому быстро привыкаешь, и вскоре ко мне вернулась та же ноющая боль. Я думала о Джервисе, который умер, и о Бене, который был вдалеке, чувствуя себя страшно одинокой.

В течение этих дней, проведенных в Лондоне, мать очень заботилась обо мне.

— Ты не хочешь говорить об этом? Бедняжка, конечно, это было ужасно для тебя! Каким Джервис был благородным человеком! Об этом даже написали в газетах: дядя Питер позаботился об этом, — мать грустно улыбнулась. — Ты же знаешь, он умеет выжать выгоду из всего, что бы ни случилось!