Корабль мечты - Лука Ди Фульвио Страница 32

Все, что раньше казалось ему важным, все мечты, все его прошлое, – все это утратило для него значение. Прошлое было мороком, обманкой, бессмысленным заветом. Та прежняя жизнь принадлежала не Шимону Баруху, а какой-то марионетке, чьим кукловодом была обывательщина и суровые правила иудейской общины, удерживавшие его в рамках морали.

То был не он. Но теперь, теперь Шимон Барух обрел себя. И больше уже не потеряет.

Он нес новую жизнь, новую судьбу под сутаной, и когда его воля ослабевала, Шимон касался кончиками пальцев пергамента, документа, в котором говорилось, что он Алессандро Рубироза, христианин, крещенный в церкви Сан-Серапионе-Анакорета в год Божий 1471 от Рождества Христова.

И когда Шимон почувствовал, что время настало, он надвинул капюшон на голову и отправился в город, на площадь у церкви Сант-Анджело-ин-Пескерия, где все и началось.

Очутившись там, Шимон оглянулся. Площадь казалась в точности такой же, как и в тот день, когда его ограбили. Гнев и ненависть вновь поднялись в его душе. Барух помнил каждую мельчайшую деталь случившегося. Девушка с рыжими волосами – она понравилась ему, пробудила жар в его чреслах. Мальчишка с желтоватой кожей – он что-то кричал Шимону вслед. Юродивый – громила выпрашивал милостыню. И теперь Баруху удалось вспомнить то, что он должен был подметить в тот злополучный день. Брошенные украдкой взоры, сговор. Все это было тщательно продумано. А идея ограбить Шимона наверняка принадлежала тому мерзавцу. Парню, которого Барух ненавидел больше всех на свете. Юнцу в желтой еврейской шапочке, заговорившему с Шимоном на его языке. Мальчишке, который притворялся, будто пытается защитить Баруха от юродивого.

На мгновение Шимон даже думал вступиться за него!

А главное – Барух помнил, как горло ему сжимал страх. «Глупец, глупец», – корил он себя. На этот страх мошенник и рассчитывал. На страх трусливого еврея.

«Больше я никогда не буду бояться, – сказал себе Шимон. – И я больше никогда не буду евреем».

Барух помнил, куда побежали подростки. Он выбрал тот же путь. Шимон свернул направо и чуть не заблудился в ажурном переплетении переулков, опутавших сердце Рима. Он подумал, что воры наверняка искали какое-нибудь более укромное местечко, чтобы спрятаться, и поэтому вернулся к исходной точке и свернул налево. Вскоре улица стала у́же, под ногами Баруха захлюпала грязь, и он вышел на берег Тибра неподалеку от дамбы.

Остановившись, Шимон задумчиво обвел взглядом реку. У этих проходимцев точно не было лодки.

«Так мне их никогда не найти!» – в ярости прошипел он. Барух уже собирался уходить, когда услышал какой-то звук, привлекший его внимание. Он посмотрел в сторону дамбы, и вдруг один из кустов малины повалился и покатился вниз по склону.

– Вот срань распроклятущая! – ругнулся худой как щепка мужик, словно из ниоткуда возникший на берегу.

Мрачный тип казался опасным. Шимон заметил, как странно он одет: фиолетовый камзол, ярко-оранжевый кушак. На поясе у незнакомца болтался огромный турецкий ятаган.

– Ну и дрянь местечко, – проворчал он, поворачиваясь к выходу из катакомб. – Пошевеливайтесь, придурки! – Голос у него был неприятный, дребезжащий, исполненный презрения.

Неподалеку Шимон заметил новенькую двухколесную повозку, запряженную арабским скакуном. Конь нервно переминался с ноги на ногу.

Сплюнув, мужчина направился к повозке, за ним из канализации выбралось четыре оборванца. Им было лет по десять. Дети тащили какие-то плетеные корзины и ворох одежды. Оскальзываясь, они карабкались вверх по склону холма.

– Ну же, поторапливайтесь! – Мужчина уже уселся в повозке и взял в руку кнут.

Дети побежали быстрее. Двое добрались туда первыми и принялись запихивать в повозку одежду. Третий упал по дороге, но тут же поднялся на ноги. Четвертый, самый младший из всех, за ворохом одежды ничего не видел – его загрузили, точно вьючного осла. Оступившись, мальчик споткнулся о куст, потерял равновесие и, чтобы не упасть, выпустил свой груз. Одежда и корзина покатились по земле.

– Вот бестолочь! – рявкнул мужчина на повозке, огрев кнутом двух мальчишек, которые подбежали первыми. – Помогите ему.

Шимон с изумлением наблюдал за происходящим. Откуда в канализации столько вещей? От этого простого вопроса у него волосы встали дыбом. Подойдя поближе, Барух рассмотрел содержимое опрокинувшейся корзины: парик, колпак повара, повязка маляра, разные очки и накладные бороды… и еврейская шапочка. Разволновавшись, Шимон подошел еще ближе. Тем временем дети помогли своему приятелю собрать вещи и побежали к тележке.

Только тогда малыш заметил, что из корзины вывалилось кое-что еще. Вывалилось и упало в куст, а никто этого не увидел. Кроме Шимона. Подскочив к ребенку, Барух выдернул у него из рук кожаный кошель на затяжке. Особенный кошель с красной хамсой – иудейским символом, хранившим от сглаза и несчастья. Хамсой, рукой Бога.

– Ты что творишь, церковник?! А ну отпусти! – рявкнул мужчина, спрыгивая с телеги.

Шимон растроганно смотрел на кошель.

– Ты меня слышал, крыса церковная?! – Размашисто шагая, мужчина направился к Баруху.

Шимон нежно провел пальцем по шероховатой ткани, осторожно касаясь нарисованной им стилизованной руки.

– Это мое. Отдай! – Мужчина вырвал у него из рук кошель, где когда-то лежало тридцать шесть золотых флоринов, которые Шимон выручил при заключении сделки.

Барух посмотрел на незнакомца. У того был суровый вид, но Шимона это не испугало. Он больше не боялся. Никого. Он мог бы вырвать у этого типа ятаган из ножен и у всех на глазах перерезать наглецу горло. Если бы Шимон мог говорить, он шепнул бы тому нахалу: «Нет, это мое». И расхохотался бы, глядя на его агонию.

– Чего смотришь, дядя? – с вызовом рявкнул незнакомец.

Но Шимон заметил, что в его взгляде не осталось былой уверенности. Барух не мог ответить ему, да и не хотел. Нет, Шимон просто стоял там и не сводил с наглеца глаз. И на лице его не было и тени страха.

Незнакомец отвернулся, похоже, он немного растерялся. Вернувшись к повозке, он еще раз хлестнул кнутом и рявкнул:

– Жду вас на кладбище. Поторапливайтесь!

Скакун тронулся с места, повозка уехала прочь.

Шимон почувствовал глубокое внутреннее удовлетворение.

«Вот я тебя и нашел», – подумал он.

Подождав, пока дети разойдутся, Барух последовал за ними, держась на безопасном расстоянии.

Дойдя до кладбища, он сделал глубокий вдох. Должно быть, так пахнут сейчас тот священник и его служанка, подумалось ему, и эта мысль подняла ему настроение. Сев на пригорке, Шимон устроился так, чтобы обозревать все вокруг, никому не попадаясь на глаза. Вдалеке он приметил того мужчину из катакомб. Вокруг сновали дети. Они все как один боялись этого типа. Отсюда вся эта местность казалась одним огромным цехом, в котором каждый выполнял свою задачу. Смерть была ремеслом не хуже других.