Пленница судьбы - Лора Бекитт Страница 32

Зрение возвращалось, и хотя оно восстанавливалось очень медленно, уезжавший в Лондон и передавший заботы о Кристиане своему помощнику Пьер Шатле был полон надежд. Хирург признался Шанталь, что поражен результатом; он готовил доклад об операции для конференции, на которой должны были присутствовать светила медицины.

Кристиан начал подниматься с постели. И белая коробка палаты была уже тесна для него. Он все чаще задумывался о будущем.

— Я не слишком хорошо представляю, как нам теперь жить, мама.

— Не думай об этом. Сначала тебе нужно окончательно поправиться.

Когда Кристиан впервые увидел мать, она показалась ему незнакомкой, и все же он узнал ее улыбку, ее глаза. А собственное отражение в зеркале поначалу и вовсе испугало его: осунувшееся, бледное, странно взрослое, страдальчески серьезное лицо.

Он набирался сил, и не только физических, но и душевных. И немало испугал Шанталь, когда однажды заявил:

— Я хочу разыскать Мари.

— Эта девушка предавала тебя дважды, причем в те моменты жизни, когда ты особенно нуждался в поддержке. Так стоит ли о ней вспоминать? — спросила его мать.

Кристиан задумался.

Тот мир, в котором он существовал прежде, остался там, за гранью темноты, что так долго его окружала, и теперь ему предстояло учиться жить в другом мире.

Кристиан познал Мари через ее голос и смех, через запах ее кожи и волос, через тепло и нежность ее прикосновений, через их страстную близость. И все же он никогда ее не видел, не знал ее лица, взгляда, улыбки. Когда он был слеп, надежды ее увидеть не было, но сейчас ему стало не хватать этого. И вместе с тем молодой человек понимал, что мать в чем-то права. Та Мари принадлежала иному миру, и она осталась в нем. Кристиана обступали зримые образы, они влекли, будоражили воображение, заслоняли то, что прежде владело его душой.

И все-таки, если бы его спросили, любит ли он Мари, нуждается ли в ней, он бы уверенно ответил: «Да!»

Вскоре он смог, покинуть клинику, и они с матерью сняли скромную квартирку на правом берегу Сены. Кристиан окончательно выздоровел лишь к весне, и к тому времени у Шанталь почти закончились деньги. Но она ничего не говорила сыну, который был беспечен и весел.

Нельзя сказать, что его обуревали дерзкие мечты, — то была просто радость жизни, легкомыслие, бездумное наслаждение каждым подаренным судьбою днем. Длившаяся восемь лет слепота отсекла его от прошлого, все кануло во тьму, и теперь, внезапно прозрев, Кристиан чувствовал себя заново родившимся, полным надежд и сил.

— Как ты думаешь, мама, чем мне теперь заняться? Ведь нам нужно на что-то жить. Беда в том, что я ничего не умею… — произнес он как-то за утренним кофе.

Но произнес шутливо, с улыбкой, и у Шанталь отлегло от сердца.

— На острове осталось мое пианино, — промолвила она невпопад.

— О, полно, мама! Мы купим новое — дай только срок!

Женщина успокоилась: значит, он не тосковал о прошлом. И все же она спросила:

— Ты не хочешь вернуться на Малые скалы?

Он сразу сделался серьезным и смотрел куда-то вдаль, словно пытался разглядеть на горизонте призрак будущих времен.

— Пожалуй, нет. Все там будет… напоминать о Мари. Хотя я бы хотел увидеть остров…

Шанталь не выдержала:

— Что могла бы дать тебе сейчас эта необразованная девушка, дикарка?

К ее удивлению, он не возмутился, а задумчиво произнес:

— Возможно, ты в чем-то права. И все же в ней была… глубина. А это самое главное.

— Тогда, на острове, тебе казалось, что в ней — вся твоя жизнь. Тебе и сейчас так кажется?

— Не знаю. Я должен ее увидеть.

— Она красивая девушка, если тебя это волнует, — сказала Шанталь.

— Нет, — отвечал Кристиан, — дело не в красоте, а вот узнаю ли я в ней свою Мари, которую любил и люблю, несмотря ни на что…

Они помолчали, потом Шанталь сказала:

— Почему бы тебе не попробовать обратиться в какую-нибудь газету? Ты прочитал столько книг и умеешь осмысливать то, что тебя окружает.

— Я не знаю жизни. И я никогда не писал статей.

— Если что-то сложится в голове — я имею в виду образы, мысли, — перенести их на бумагу не так уж сложно.

— Ты думаешь? Не уверен.

И все же на другой день он вышел из дому и отправился в центр, туда, где в те времена располагались редакции крупнейших парижских газет. Утреннее солнце освещало берега Сены, здания, деревья, тротуары казались покрытыми золотистой пылью. Пестрые световые пятна напоминали рассыпанные золотые монеты. Ветер был прохладен и свеж, а стаи голубей взмывали над крышами, словно брызги белой пены.

Образы острова… Они вторгались в его сознание, не видимые, но ощутимые, они царили в его душе и… причиняли боль. Кристиан решил, что никогда не вернется на родину Мари. Лучше жить настоящим.

Он зашел в редакцию газеты «Старый и Новый свет» и спросил, нельзя ли получить какую-нибудь работу.

— Нам нужен человек для сбора материала, — сказал редактор. Плата небольшая, но возможно повышение. Сейчас мы готовим статьи о парижском дне: проститутки, бродяги… Тема нелегкая. Изучите, сделайте наброски, и я посмотрю.

Через три дня Кристиан принес готовую статью.

Редактор начал читать и вскоре удивленно поднял на него прищуренные, внимательные глаза. Потом вновь пробежал статью.

— Неплохо, — сказал он, дочитав до конца. — Прежде вы ничего не писали?

— Нет.

— Тем не менее вы успешно справились с заданием, — сказал месье Роншар, хотя вообще-то был скуп на похвалы.

Вскоре Кристиан был принят в число постоянных сотрудников «Старого и Нового света» и стал неплохо зарабатывать. Его статьи пользовались успехом. Он постигал жизнь осторожно, пытаясь выхватить, выявить самую суть и явить ее читателям, как хорошо ограненный алмаз, как флакон духов, в котором сконцентрировался неповторимый, будоражащий воображение запах. Он был приветлив, скромен, казалось, лишен всякого тщеславия и быстро завоевал доверие и любовь коллег.

А его мать, еще молодая и привлекательная женщина, любила гулять по набережной Сены и наслаждаться взглядами встречных мужчин — заинтересованными, но почтительными.

Только одно настораживало Шанталь: Кристиан не делал ни малейших попыток познакомиться с девушками. Значит, он еще не забыл Мари. Но женщина верила, что время залечит его сердечную рану. Постепенно воспоминания об этой девушке потускнеют, а затем и вовсе исчезнут, как дым костра, как снег на ладони, как шелест листвы в тишине бескрайней ночи.

Выйдя из тюрьмы, Мари впала в отчаяние. Она безуспешно пыталась найти работу — ее нигде не брали.

Иногда девушка думала о возвращении на остров, однако страшилась огласки. Мир велик, но и достаточно тесен: если на острове узнают о ее прошлом, позор неминуем. И родителям, и сестре, и зятю придется покинуть родные края, а это для них страшнее смерти.