Танец с дьяволом - Шеррилин Кеньон Страница 32

Теперь она понимала, что с ним происходит. Понимала его грубость, озлобленность, недоверие к ней.

Его бесконечное одиночество.

Но нет, поправила она себя. На самом деле она его не понимает — и никогда не поймет.

С детства ее окружала любящая семья. Никто никогда не осмелился бы обращаться с ней так, как обращались с Зареком. Мать и сестры защищали ее от жестокости окружающего мира, и, даже раздражаясь на это, даже пытаясь вырваться из-под их опеки, Астрид не переставала ощущать поддержку родных.

Для Зарека это было недоступно.

Он никогда не знал семейного тепла.

Его одиночество — неизмеримо глубже и страшнее, чем она может себе вообразить.

Переполненная непривычными эмоциями, она не понимала, что же теперь предпринять. Знала одно: она хочет ему помочь!

Астрид подошла к дверям его спальни, — но двери были заперты.

— Зарек!

Молчание.

Астрид прислонилась к двери пылающим лбом, гадая, как достучаться до его сердца?

Как спасти того, кто не хочет быть спасенным?

Приказ Артемиды привел Таната в ярость.

Сидеть тихо и ждать? Еще чего!

Девятьсот лет он мечтал об этой возможности — и теперь в последний миг добычу вырывают у него из рук!

Девять столетий он надеялся, что однажды поквитается с Зареком из Мезии!

И теперь ни Артемида, ни кто угодно еще его не остановит!

Он отомстит Зареку — или погибнет сам.

Танат зло усмехнулся. Артемида воображает, что он — покорное орудие в ее руках. Но не так уж она могущественна. И, говоря откровенно, не так уж умна.

Она считает себя его госпожой и тешится мыслями о своем величии.

Но для него она — лишь средство к достижению заветной цели.

К отмщению.

Танат постучал в дверь уединенного дома, скрытого в глухом лесу. Внутри жилища послышался шум, приглушенные испуганные голоса — аполлиты пытались спрятать женщин и детей.

Его народ, когда-то великий и могучий, теперь влачил жалкую жизнь — жизнь изгоев, боящихся собственной тени.

— Я — свет лиры!

Танат произнес пароль, известный любому даймону или аполлиту. По этим словам аполлиты и даймоны узнавали друг друга, этой формулой просили друг у друга прибежища. Выражение «свет лиры» указывало на их родство с Аполлоном, богом света и музыки — тем, что создал их, а затем предал и проклял.

— Но почему ты ходишь при свете дня? — послышался за дверью полный страха женский голос.

— Я — Дневной Убийца. Открой дверь.

— Откуда нам знать, что ты говоришь правду? — Этот вопрос задал мужчина.

Танат глухо зарычал.

Он понапрасну тратит время, пытаясь помочь этим ничтожествам!

Но ведь и он когда-то был таким же! И сейчас мог бы, как они, прятаться в норах, страшась Темных Охотников, Оруженосцев — да что там, любого, самого жалкого смертного, которому не опасен дневной свет…

Как же он их всех ненавидит!

— Так или иначе, я все равно войду, — предупредил Танат. — Я постучал, чтобы вы открыли дверь сами и успели укрыться от солнечных лучей. Не хотите открывать, — я ее вышибу.

Послышалось звяканье засова.

Глубоко вздохнув, Танат медленно, осторожно отворил дверь, сделал шаг за порог, закрыл ее… и едва успел увернуться от летящей ему в голову лопаты.

Перехватив лопату и дернув за черенок, он вытащил из тени женщину.

— Не трогай моих детей! — закричала она.

Вырвав лопату из ее рук, он смерил ее уничтожающим взглядом.

— Поверь, если бы я захотел тронуть твоих детей, никто меня бы не остановил. Никто и ничто. Но я пришел не за этим. Я хочу убить Охотника, на счету у которого — сотни наших сородичей.

Безупречно правильное лицо женщины озарилось робкой улыбкой: теперь она смотрела на Таната, словно на ангела, сошедшего с небес.

— Так ты действительно Дневной Убийца? — проговорил мужчина.

Танат повернул голову. Навстречу ему из тени вышел молодой даймон, на вид лет двадцати с небольшим. Как и все представители его племени, он поражал совершенством тепа и лица, — и длинная белокурая коса, спускающаяся по спине, как это ни странно, лишь подчеркивала его силу и мужественность. На его правой щеке сверкала татуировка — три кровавых слезы.

Танат мгновенно понял, кто перед ним.

Один из спати, даймонов-воинов. В последние века они встречаются все реже. Но именно они и нужны Танату.

— Эти слезы — твои дети?

Даймон коротко кивнул:

— Все убиты Темными Охотниками. Но я отомстил: на моем счету уже один Охотник.

Сердце Таната сжалось от сострадания. Все проклинают и преследуют даймонов, но за что же? Только за то, что они хотят жить? А что сделали бы люди, что сделали бы Темные Охотники, если бы им предоставили такой же выбор: либо ты живешь, отнимая чужие души, — либо погибаешь мучительной смертью в расцвете лет?

Сам Танат — когда-то, много веков назад — свой выбор сделал. Он не хотел превращаться в чудовище. Решил прожить тот недолгий срок, что отпущен ему судьбой, и умереть, не запятнав рук кровью невинных.

То же решение приняла и его любимая…

Но даже того немногого, что им оставалось, их лишил Зарек.

Безумный Темный Охотник ворвался в их деревню, сея смерть и разрушение на своем пути. Мужчины не успели спрятать женщин и детей, Зарек убил их всех.

Ни один из тех, кто встретился ему на пути, не остался в живых.

Ни один.

Зарек убивал без разбору и даймонов, и простых аполлитов. И был наказан за это… изгнанием!

Всего лишь изгнанием!

Его захлестнула ярость. Все эти девятьсот лет, пока Танат, преследуемый воспоминаниями о той страшной ночи, не знал ни единого спокойного дня, Зарек как ни в чем не бывало прохлаждался на Аляске!

Но Танат заставил себя унять ярость. Сейчас не время предаваться гневу. Он должен действовать холодно и расчетливо — так же, как его враги.

— Сколько тебе лет, даймон? — спросил он у спати.

— Девяносто четыре.

Танат поднял бровь.

— Ты хорошо сохранился!

— Что есть, то есть. И я устал прятаться.

Это чувство было знакомо Танату — он сам ненавидел жизнь во тьме.

— Не бойся. Ни один Темный Охотник за тобой не погонится. Об этом я позабочусь.

Даймон улыбнулся.

— Мы думали, что Дневной Убийца — просто миф…