Парижское приключение - Элизабет Эштон Страница 32

— Привет родным! — Джанин помахала рукой, вылезая из такси. При виде дочери, стройной и гибкой, в изумрудно-зеленом платье, которое четко обрисовывало ее молодое тело, глаза обоих родителей осветились сходным выражением горделивого обожания, и Эдвин Синклер поспешил к ним, чтобы расплатиться за такси. Джанин представила матери подругу. Рени сразу же прониклась симпатией к Мэри Синклер — она была такая искренняя и естественная, ее совершенно не испортило неожиданно обрушившееся на них богатство, единственным свидетельством которого было ожерелье из превосходного жемчуга. Ее платье было сшито из простой цветистой вуали, а поверх него был надет черный бархатный пиджак. Официант почтительно проводил их к зарезервированному для них столику, стоявшему у большого окна с видом на остров Ситэ с ярко освещенными башнями Нотр-Дама. Официантов не обманул простецкий вид клиентов, в Париже видели и не такие наряды; среди прислуги прошел шепоток, в котором слышалось магическое слово «нефть», означавшее такое богатство, которое не могли дать золото или драгоценные камни, — и из подвалов вынесли виноградное вино.

Из огромного перечня холодных закусок Рени выбрала лососину, но из-за страшной усталости не смогла управиться с порцией — немного поковырялась и отставила в сторону. Хозяин вечера, несмотря на поздний час, с аппетитом смел лангусты и салат.

Очень скоро Рени обнаружила, что родители Джанин главной удачей своей жизни считали свою дочь, а вовсе не нежданное открытие нефтяных залежей. Они напоминали двух воробьев, которым случайно удалось вывести из яйца райскую птицу. Удивительное соединение генов каким-то образом породило на свет чудо, — ведь старший брат Джанин был полной копией своих родителей. Эдди Синклер был самым заурядным человеком — женат, имеет двух детей, как уяснила Рени, слушая расспросы Джанин о брате и его семье. Раньше Синклеры владели только небольшим ранчо, и Эдди до сих пор жил в родительском доме. Нефть, хлынувшая из источников на этом ранчо, позволила Эдвину удовлетворить потребности Джанин, которые превышали их собственные. Ее работа у Себастьена вызывала у них одновременно и гордость, и огорчение. Гордость — потому что она работала в известном парижском салоне, а огорчение — потому что сотни миль отделяли их друг от друга. Но, казалось, что по-настоящему ее мать расстраивало лишь то, что она отказалась от своего имени Джоан.

— Ее назвали в честь моей матери, — рассказывала Мэри, — и это хорошее, пристойное имя. Гораздо лучше, чем это дурацкое Джанин. — Она нарочито протянула последний слог.

— Просто Джоан не очень звучит для модели, — мягко сказала Рени, стараясь скрыть улыбку, — хотя можно было бы назваться Жени.

— Но я не француженка и не хочу быть ею, — возразила Джанин. — Не унывай, мама, я вернусь и опять стану обыкновенной Джоан, когда решу остепениться.

— И чем скорее ты это сделаешь, тем лучше, — едко сказала ей мать. — Ты вдоволь повеселилась, а между прочим бедняга Родди Спэнс ждет не дождется твоего возвращения.

Ия хочу иметь внуков, пока окончательно не состарилась и еще могу порадоваться им.

— У тебя есть двое Эддиных, — заметила Джанин.

Но не вызывало сомнений, что в глазах ее матери двое детей Эдди и в подметки не годились будущим детям Джанин.

Эдвин был очарован Рени. Он сказал, что с большим нетерпением ждет ее дебюта в качестве манекенщицы. Они уже видели Джанин в прошлый раз, когда прилетали зимой в Париж.

— А на этот раз мы действительно объедем всю Европу, — горделиво рассказывала Мэри. — Мы уже побывали в Испании и в Италии по пути сюда.

Этот тур — воплощение ее мечты, которая прежде казалась ей несбыточной. Пока что они собираются посетить Луарскую долину, а когда Джанин освободится, они все вместе поедут в Женеву.

— Вы оказали бы нам честь, если бы поехали вместе с ней, — сказал Эдвин. — Джоан нужна сверстница, с которой она могла бы весело проводить время. Разумеется, вы будете нашей гостьей.

Рени поблагодарила их и объяснила, почему она не может поехать с ними. Ей не удалось до конца скрыть искреннее сожаление, когда она представила швейцарские горы и озера, которые сейчас при изнурительной жаре городского лета манили ее своей прохладой.

— Но после первой недели показа работы будет не так уж много, — сказала Джанин, — и у Леона есть куча других девушек. Я не вижу причин, чтобы он не отпустил тебя. Почему бы тебе не попросить его?

— Если вы хорошенько попросите, я уверен, он не сможет отказать. Я знаю, что я бы не устоял, — галантно заметил Эдвин.

— О, обязательно попытайтесь, — настаивала Мэри. — Мы будем счастливы, если вы поедете с нами.

Поскольку все ее будущее зависело от того, каким будет этот дебют, Рени по-прежнему не строила никаких планов на отпуск. У Леона наверняка были свои планы, в которых он мог и не учитывать ее, несмотря на предстоящую помолвку, потому что, даже если их помолвка и состоится, то это не более чем сделка. Она знала, что, наверное, нужно было бы съездить домой, но ее бросало в дрожь при мысли о расспросах, которым подвергнут ее родные. Уж они-то захотят узнать, что она в конце концов собирается делать, но она, пожалуй, обойдется письмом, чтобы сообщить им о своих планах на будущее. Может быть, Леон и отпустит ее после показа коллекции, так как некоторое время он не будет работать над новыми моделями. Конечно, он может пойти ей навстречу и отпустить на пару недель. И Рени пообещала этим радушным людям, что поговорит с Леоном, хотя и не была уверена в исходе разговора.

Но когда дошло до дела, Рени потребовалось собрать все мужество, она дождалась его в коридоре и попросила разрешения поговорить наедине. На его лице мгновенно вспыхнула радостная догадка, и он отослал сопровождавших его людей из студии.

— Вы хотите сказать мне, что принимаете мое предложение? — спросил он, когда они остались вдвоем.

Она покачала головой и, увидев, как опечалилось его лицо, поспешно сказала:

— Думаю, месье, что мне стоит принять его, вы верно говорите, что было бы глупо с моей стороны отказываться от блестящей карьеры. Но я вам уже говорила, что сначала хочу убедиться в своем успехе.

— Ваш успех не вызывает никаких сомнений, — сказал он, и его глаза скользнули по ее рукам. — Я рассчитывал, что вы хотя бы будете носить мое кольцо. Оно вам не понравилось?

Рени спрятала эту дорогую вещицу в надежное место — во внутренний карман своего чемодана, который всегда запирала.

— Оно чудесное, — сказала она, — но я вряд ли могу носить его сейчас, пока не приняла окончательного решения.

Леон насупился; он стал нервозным и раздражительным — сказывалось все нарастающее напряжение последних дней перед открытием коллекции.

— Тогда я не понимаю, зачем вы отнимаете у меня время. Вы должны понимать, что я сейчас очень занят.

— Да, я понимаю. Извините, но у меня срочное дело. — И она торопливо рассказала Леону о приглашении Синклеров.

— Это редкая возможность для меня, — подытожила она. — Мне всегда хотелось попутешествовать.