Под капли дождя и слез - Кэтрин Спэнсер Страница 32

С глухим стоном неудовлетворенности, Джейк оторвался от ее губ.

— Здесь слишком много народа, даже для меня, — пробормотал он и потянул ее вниз, на лужайку, отгороженную от посторонних глаз решеткой, сплошь увитой глицинией.

Ей следовало возмутиться, начать сопротивляться. Вместо этого, она сдалась. Трава с редкими маргаритками была такая мягкая, благоухала по-летнему.

— Не хочется испортить тебе платье, — сказал он, прижимая ее к себе и перебирая складки ткани нервными движениями пальцев. — Мне не хочется сделать тебе больно. Но, Салли, я так хочу тебя, что боюсь, не смогу удержаться.

— Наплевать на платье, — прошептала она, забыв о другой опасности.

— Зачем ты его надела… У тебя такая кожа… — У него вырвался стон, он наклонил голову, чтобы нежно прикусить кожу на ее плече. — Салли, ты специально это сделала, чтобы помучить меня?

— Да, — сказала она. Правда сама выскочила, неизвестно откуда, и поразила ее. — Я хотела, чтобы ты обратил на меня внимание.

Он грубовато потянул лиф ее платья. Шелк недолго сопротивлялся, затем соскользнул, обнажив ее грудь.

— Этого ты тоже хотела? — прорычал он.

— Я хотела тебя! — кричала она в агонии. — Что бы я ни делала, кем бы я ни стала, я все время возвращаюсь к тебе! Но я не верила, что ты чувствуешь то же самое.

— Я знаю. — Он поднял голову, чтобы покрыть ее лицо легкими, как крылья бабочки, поцелуями. — Прости меня. Тогда мы оба подвели друг друга, но когда ты снова отказалась быть со мной в открытую, едва мы вновь обрели друг друга… черт возьми, Салли, во второй раз я не мог этого перенести.

Она плохо понимала его сбивчивую речь и подумала: может, он слишком много выпил или между ними просто отсутствовало взаимопонимание?

— Все, чего я когда-либо хотела, это быть с тобой, Джейк.

— Тогда пойдем ко мне домой, — попросил он. — Будем заниматься любовью всю ночь.

В ужасе она оттолкнула его руку и сдвинула ноги.

— Я не могу!

— Почему? — Вопрос повис в воздухе, напряженном от страсти.

— Потому что, — ответила она, поднимаясь на ноги, — это неправильно.

Он вытянулся на траве, раскинув руки, и закрыл глаза.

— Что же это такое, мы опять вернулись на то же место?

— Да, — сказала она, стараясь не слышать усталость в его голосе. — Здесь нас могут застать, например, мой спутник.

— Возможно, это было бы к лучшему. Он бы узнал, куда могут завести его отношения с тобой.

— Это было бы ужасно, я не хочу подвергать его такому унижению.

— Другими словами, он у тебя на первом месте.

— Причем здесь он? Это касается только меня. Мне нравится, когда ко мне относятся с уважением. Мне нравится, что я могу смотреть прямо в глаза миссис Бертон и знать, что она больше не настроена ко мне враждебно.

— Она получила неопровержимые доказательства того, какую жизнь вела ее дочь у всех за спиной, и понимает, что не может обвинять тебя в аварии.

— Мне неважно, что заставило ее изменить мнение. Главное, что это произошло.

— Очень достойно, Салли, ничего не скажешь. Скажи мне, на этой умильной картинке для меня найдется место?

— Только если мы сможем прийти к какому-нибудь компромиссу.

— Компромисс? Извини, что не понял твоего хода мыслей, когда ты решила избавиться от нашего ребенка. Если бы смог, то нашему сыну или дочери скоро уже исполнилось бы восемь лет, и этого разговора не было бы.

Она уставилась на него, не понимая.

— Что ты сказал?

— То, что ты слышала.

— Ты обвиняешь меня в том, что я… убила нашего ребенка? — Она еле-еле смогла произнести эти слова. — Ты это имел в виду секунду назад?

— Не думаешь же ты, что Пенелопа рассказала мне только половину истории? Она с большим удовольствием выложила мне все подробности, даже то, как нянчилась с тобой, потому что ты не хотела, чтобы родители узнали о твоем посещении врача в соседнем городе.

— Это неправда! — воскликнула она.

— Хочешь сказать, что не была беременна? Слишком поздно, Салли! В этом ты уже созналась.

— У меня случился выкидыш, я ни в чем не виновата!

— Естественно, — презрительно усмехнулся он.

— Ах! — Она прижала обе руки к губам. Его неприкрытый цинизм задел ее за живое. — Я уже поверила, что могу доверять тебе! Какая же я дура, подумала, что твои чувства ко мне сильны настолько, что преодолеют любое препятствие!

— Да, — с горечью сказал он, — я тоже так думал.

— Не веришь мне, проверь архив в больнице Святой Марии в Редфорде. Они точно не врут.

Видимо, он почувствовал в ее голосе правду, потому что секунду или две в молчании смотрел на нее таким пронзительным взглядом, что, казалось, мог просверлить им отверстия в ее голове. Затем с гримасой самоуничижения, от которой она вздрогнула, отвернулся и уставился на мерцающие огни кораблей, стоящих на якоре в гавани.

В стоящем воздухе поплыл его меланхоличный голос.

— Я привел тебя сюда посмотреть на этот вид в тот год, когда заканчивал высшую школу.

— Я помню.

— Ты все время плакала.

— Да.

— Ты сейчас плачешь?

— Да.

Прошло несколько мгновений, прежде чем он заговорил вновь:

— Почему у нас всегда все так трудно, Салли?

— Потому что мы слишком сильно любим, — рыдала она.

— Неужели? А может, мы никогда не любили достаточно сильно, чтобы безоговорочно доверять друг другу?

Ее охватило чувство безнадежности. У них всегда будет так: неудержимое, горячее влечение, всегда побеждающая яростная, безумная жажда, а потом — печальное сожаление.

Она оглядела свое платье, подол запачкан землей, изящная шелковая вышивка в пятнах от травы. Оно было безнадежно испорчено, так же безнадежно опустошены были они сами.

— Ты прав, — сказала она. — Мы никогда не любили.

— Сможем когда-нибудь научиться?

— Вряд ли.

— Куда же нам теперь идти?

— Никуда, — сказала она. — Карусель остановилась, Джейк. Пора выходить.