Если в сердце живет любовь - Люси Бродбент Страница 32

Только Тэкери чувствует себя прекрасно. Было очень страшно говорить ему о смерти дедушки, но ребенок воспринял известие с легкостью, доступной лишь тому, кто не понимает смысла слов «никогда» и «навсегда».

Закрываю глаза и расставляю руки, как будто держу огромный воображаемый мяч. Цигун вселяет жизненную энергию и защищает от сил зла. Выстраивает баланс разума и тела, как учит нас Джейд. Представляю, как иду по туго натянутой проволоке, и спрашиваю себя, сумею ли когда-нибудь найти этот баланс.

Урок заканчивается. Все пьют воду из пластиковых бутылок. Джейд стоит возле двери и безмятежно прощается с каждой из подопечных. Лиззи набрасывает на голубую футболку кофту с капюшоном, я надеваю хлопчатобумажную рубашку. Направляемся к эскалатору, который доставляет нас вниз, в кафе на открытой площадке перед зданием.

— Ну, теперь рассказывай, — разрешаю я, как только мы с Лиззи усаживаемся за столик под навесом. Думать о чем-нибудь, кроме папиной смерти, сложно.

— Ну, во-первых, он заехал за мной на «ягуаре».

— Класс. — Очень важно, в какой машине появляется мужчина.

— Я надела платье от Марка Джекобса.

— Здорово.

— И он повез меня в «Иль Кампаниле».

— Блеск. — Куда мужчина везет девушку, тоже очень важно.

На соседний столик прилетает воробей и принимается старательно склевывать оставшиеся крошки.

— Кэмерон — просто чудо, — продолжает Лиззи. — Считает себя г… г… г… как же это? — Ярко-зеленые глаза устремляются в пространство: она пытается вспомнить. Надо сказать, Лиззи умеет выбирать нескучных кавалеров. Она встречалась с британским аристократом, на поверку оказавшимся трансвеститом; с адвокатом, который расплачивался за еду купонами; с чудаком, который возил подругу на стрельбище. И все это за последнюю неделю. — А, вот. Вспомнила. Он считает себя гаммоном.

— А что это такое? Похоже на гнома.

— Нет, гномы маленькие. А гаммон — это бессмертная духовная сущность.

— Понятно, — серьезно киваю я.

— Кэмерон верит, что все мы уже прожили много жизней и каждая жизнь отражается в наших снах. Но только гаммоны понимают, каким образом это происходит.

— А почему только гаммоны?

— Не знаю, — уклончиво отвечает Лиззи. — Кстати, что ты решила насчет встречи Тэкери с Бреттом?

— Пока еще ничего. Думаю. Он снова звонил.

— Правда?

— Звонил, чтобы выразить сочувствие. Но потом сказал кое-что еще. — Я замолкаю. Лиззи, конечно, не очень умеет хранить секреты, но если поделиться новостью с Беллой, она рассердится и начнет ругать за то, что вообще с ним разговаривала. Белла никогда не любила Бретта. — Обещаешь никому не рассказывать?

— Какие сомнения?

— Точно?

— Ты же знаешь, что на меня можно положиться.

— Вот-вот, именно это меня и волнует. — Мы обе смеемся. — Он сказал, что всегда меня любил.

Лиззи ставит чашку на стол.

— Да ты что?!

— Честное слово. Знаю, что нельзя даже думать об этом, но все равно…

— Он хочет вернуться? — перебивает Лиззи.

— Не знаю.

Официантка прогоняет воробья со стола и смахивает крошки на пол. Воробей преспокойно продолжает трапезу.

— Если бы не хотел, то не решился бы на такие слова, — прозорливо замечает Лиззи. — Может, стоит дать ему еще один шанс? Вдруг человек изменился?

— Именно это он и сказал.

— Правда? Сказал, что изменился? Вы так хорошо смотрелись вместе!

— Жаль только, что он немного опоздал. Не забывай, что я замужем.

— Да, конечно. Но Адам — жуткий зануда и болван.

— Лиззи! Поверить не могу, что ты это сказала! — восклицаю я. Возмутительная бесцеремонность! Конечно, тонкости и деликатности в обхождении от Лиззи ожидать не стоит, но назвать Адама жутким занудой и болваном — это уж слишком!

— Но это же правда, — пожимает плечами Лиззи. — С Бреттом ты была гораздо веселее. Вот скажи: когда вы с Адамом в последний раз вели себя непредсказуемо? — требует Лиззи.

— На благотворительном вечере, — отвечаю я.

— Ой, да ладно…

Надо признать, что доля правды в ее словах присутствовала. Когда-то, наверное, я действительно отличалась большей непосредственностью и даже смелостью. А после ухода Бретта стала всего бояться. Но размышлять некогда: пора ехать за Тэкери, а то ребенок останется в школе последним. Быстро встаю, прощаюсь с Лиззи и убегаю.

— Увидимся. — Она с улыбкой машет вслед.

Еду по бульвару Санта-Моника, потому что здесь меньше машин, чем на Сансет, и смотрю на ярко освещенные цитрины, украшенные наивными розовыми и красными валентинками. Хозяин цветочного магазина с неожиданным названием «Пустая ваза» постарался от души и возле входа повесил огромное сердце, собранное из живых роз. Каково? Удивительно, но с прошлого Дня святого Валентина уже прошел год и снова наступил милый праздник.

Приезжаю в итальянский ресторан «Траттория Луиджи», где в прошлом году в этот самый день мы с Адамом ужинали. И не только в прошлом году, но и в позапрошлом, и еще годом раньше. Открытка, розы и коробка шоколада тоже повторяются из года в год: белый шоколад и открытка с цветами и неизменной надписью: «Девушке, которую буду любить вечно». Не хватает мужества признаться, что терпеть не могу белый шоколад. Ужин неизменно проходит в спешке, поскольку Адам доблестно пытается проявить должное внимание и в то же время успеть сдать работу к назначенному сроку. Он знает, как важен для меня День святого Валентина, а потому ужинаем рано, чтобы можно было вернуться в офис. Почему-то сроки постоянно поджимают.

Итак, Лиззи назвала Адама занудой и болваном. Зануда, придумала тоже! Конечно, порой он может показаться слегка скучноватым. Определенно предсказуем. И уж, разумеется, не способен на безумные поступки. Но он добрый и любит меня. Хороший человек. Да и что вообще Лиззи понимает в семейной жизни? Устойчивые отношения — не ее сфера.

Адам — школьный приятель моего брата Эшли. Даже не могу вспомнить, когда мы познакомились: кажется, он существовал всегда. Но вот знакомство Адама с Эшли стало почти такой же частью семейной истории, как и знаменитые папины драки. Адам оказался в школе новеньким, и в туалете на него набросилась банда «крутых парней». Крепким сложением и силой он не отличался, а потому мог серьезно пострадать. Но к счастью, в критический момент в туалет вошел Эшли. Вошел, чтобы использовать помещение по прямому назначению. Однако путь к цели оказался отрезан. Эшли шутит, что вовсе не собирался спасать Адама, а просто спешил в туалет. Но как бы там ни было, спасение состоялось и они подружились.

Складывается впечатление, что Адам не выходил из нашего дома: во всяком случае, когда там была я, обязательно был и он. Обычно ребята сидели наверху, в комнате Эшли, слушали группы «Металлика» и «Аэросмит» и изображали игру на гитаре. Со временем музыка менялась, и из-за двери доносились звуки «Нирваны» и «Смэшин пампкинс», а им на смену пришли «Корн» и «Лимп бизкит». Художественный вкус лучше не становился, а вот дружба взрослела. Эшли поступил на юридический факультет, а Адам выбрал профессию сценариста и учился на сценарном отделении Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Но они остались друзьями. Более того, к этому времени Адам уже почти стал членом семьи — можно сказать, вторым братом. Мне очень нравилось слушать рассказы о том, как учат сочинять фильмы, а иногда он даже водил меня в кино. Это были не свидания, а профессиональные встречи двух увлеченных людей. Мы вдумчиво анализировали сценарии, прослеживали сюжетные линии, оценивали актерскую игру, искали и находили режиссерские секреты. Было по-настоящему интересно.