Тело на продажу - Элли Лартер Страница 32

– Окей, – мой босс пожимает плечами. – Майкл, идем.

Они оба выходят из палаты, и я ненадолго остаюсь один.

Все тело ломит, но мысль о том, что Аня в безопасности, меня утешает. Как и то, что уже сегодня утром она вернется к своей семье на родину. Жаль только, меня на родине никто не ждет… Только неприятности.

Через несколько минут в дверь моей палаты несмело и даже как-то неловко стучат, и я невольно улыбаюсь, сразу понимая, что это Аня.

Немного прокашлявшись, кричу:

– Входи! – и тут же с болью осознаю, что это был вовсе не крик, а какое-то жалкое хриплое сипение.

К счастью, Аня слышит это сипение и входит в палату, при этом сразу нерешительно замирая на пороге. Маленькая, растрепанная, в белом халатике из тех, что выдаются пациентам, которые ложатся в стационар. На ногах – тканевые серые тапочки. Руки сложены прямо перед собой. Смотрит – вниз, в пол. И – краснеет, покрывается пунцовой краской от макушки до пяток…

– Привет, – говорю я осторожно, сам не зная, как вообще начать этот разговор. Почему я вообще попросил ее позвать? Потому что она мне нравится, видимо… Вот только я совсем не хотел, чтобы хоть кто-то знал об этом, – а теперь это очевидно. Ясно, как белый день, блять.

Только пришел в себя после того, как чуть не сдох, – и сразу именно ее захотел увидеть. Посторонних девчонок так не приглашают. Натали же я не позвал. Даже не вспомнил бы про нее, честно говоря, если бы Илай и Майкл не напомнили… Она сейчас, наверное, чертовски бесится! И чем я только думал вообще?! Неужели Фалько и его сраные головорезы настолько отбили мне мозг, что я перестал им нормально соображать?!

Я начинаю на себя злиться, и тут Аня отвечает:

– Привет, – и мой поток мыслей мгновенно прекращается.

Вау.

Оказывается, я успел соскучиться по ее голосу.

Охуеть, такое правда бывает?!

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает она тихо.

Я смотрю на девчонку сквозь слезящиеся щели затянутых гематомами глаз, приподнимаю от больничной койки загипсованную правую руку и отвечаю вопросом на вопрос так иронично, как только могу:

– А сама ты как думаешь, моя хорошая?

Аня мгновенно теряется:

– Прости, прости… Я не хотела…

– Да все нормально, – я закатываю глаза… точнее, пытаюсь закатить, потому что получается не очень. – Бывало и хуже.

– Куда уж хуже… – шепчет девчонка.

– Поверь мне, может быть хуже… намного, намного хуже, – говорю я. – А как твои дела?

– Нууу… мы с Натали в порядке, насколько это возможно, – отвечает Аня, и я сразу хмурюсь, не понимая, при чем тут Натали, а девушка продолжает: – Она тоже очень хочет тебя видеть, кстати.

– Мне сказали, она жива-здорова, – говорю я холодно.

– Ну так и я тоже жива-здорова, – Аня поджимает губы и наконец поднимает глаза, чтобы посмотреть на меня в упор. – Но меня же ты зачем-то сюда позвал…

– И ты правда не понимаешь, зачем? – я не сдерживаю усмешки.

– Нет, – твердо говорит Аня, но теперь уже снова опускает глаза. Я мысленно хмыкаю: все она прекрасно понимает. Вот только признаваться не хочет. Вопрос – почему? Тут может быть всего три причины. Либо моя симпатия невзаимна, либо она стесняется, либо ей Натали запудрила мозги. И я смело ставлю на второй и третий варианты одновременно. Но разбираться со всем этим, конечно, сейчас нет ни времени, ни сил, ни желания. Осталось всего три или четыре часа до момента, когда мы вчетвером с Аней, Натали и Тони поднимемся на борт служебного самолета и полетим в Россию.

Ну, то есть как – поднимемся? Меня, очевидно, туда занесут вперед ногами, а вот все остальные – да, своим ходом…

Россия-матушка! Давненько я там не был. И век бы не возвращался! Но придется… Надеюсь лишь, что это будет некий хаб, перевалочный пункт, а потом я отправлюсь в Турцию или Африку… а то и в Европу. Например, в Нидерландах и Греции ежегодно регистрируют десятки случаев работорговли и принуждения к проституции. Отличный вариант, чтобы начать все заново.

Аня уходит, а я снова остаюсь наедине со своими мыслями. Хорошо хоть, вскоре мне вкалывают снотворное, и я улетаю на крыльях Морфея куда-то далеко… а просыпаюсь уже в самолете, на транспортных носилках, лихо прикрученных к полу и стенкам возле иллюминатора.

Ну нихрена себе!

Я выглядываю наружу: пока не взлетели.

И на том спасибо.

– Могли бы предупредить, – шиплю мрачно, оглядываясь по сторонам.

Аня, Натали и Тони сидят в креслах с закрепленными ремнями безопасности, а возле меня болтается на металлическом шарнире капельница.

– Ты очнулся! – ко мне неожиданно со всех ног бросается Натали, и я снова закатываю глаза. В этот раз получается уже намного лучше. Видимо, я иду на поправку. Это хорошо. А вот Натали – совсем не хорошо. Видеть ее я по-прежнему не слишком хочу. Какая жалость, что сопротивляться ее напору мне пока очень сложно. Она успевает припасть к моим губам поцелуем, прежде чем мне удается отстранить ее здоровой рукой:

– Какого хрена?!

– Я соскучилась, малыш!

– Тони! – вою я, и друг тут же подскакивает на месте, чтобы уже через секунду оказаться рядом:

– Что мне сделать?

– Убери ее… просто убери ее…

– Ладно, ладно… – он кивает и осторожно берет Натали за локоть, чтобы оттащить в сторону. Девушка сопротивляется, но в этот момент к нам подходит стюардесса (которая при это сотрудница комиссии) и говорит строго:

– Пожалуйста, займите свои места. Самолет начинает движение.

Реально, так строго, что это «пожалуйста» звучит как «немедленно блять».

Натали наконец удается усадить в кресло и хоть ненадолго заблокировать ремнями безопасности.

Я с облегчением выдыхаю и кошусь на Аню.

Мы выезжаем на взлетную полосу.