Чужая судьба - Ирина Сафина Страница 32

— Не сейчас, — ответила Виктория. — Я все расскажу позже. Мне нужно немного времени, чтобы… набраться смелости.

— Дорогая, ты меня пугаешь. Что такого страшного произошло в твоей жизни? Я не буду спать всю ночь. Хотя бы скажи, это слишком дурная новость для меня?

— Нет, — с улыбкой проговорила Виктория. — Я уверена, что нет…

Вильгельм кивнул, и они, не спеша, продолжили путь.

В номере гостиницы Виктория скинула надоевшие за день туфли и сразу полезла в сумочку за телефоном. Одно сообщение от Лизы. Она прислала mms.

Виктория открыла фотографию и вцепилась взглядом в лицо мальчика, сидящего на плечах мужчины. Присмотрелась…

— О, боже! — воскликнула Виктория и отбросила в сторону телефон, будто он мог ее ужалить.

Прошло время, прежде чем она смогла унять нервную дрожь. Виктория подняла телефон, снова открыла фотографию — так и есть. Ее сын сидел на плечах Славки.

С телефоном в руке Виктория ходила по номеру из угла в угол, не зная что предпринять. Получается, Славка с самого начала все знал! Лиза говорила, что встретила своего Вячеслава утром следующего дня. Почему тогда он молчит? Не звонит ей, не закатывает истерик?

— Он следит за мной…

Виктория затравлено огляделась. Бред, в ее номере никого не может быть! Как все не вовремя! А, впрочем… Вильгельм сделал ей предложение, он богат. На кой черт ей теперь Славкины деньги? У нее есть сын, она заберет его в Германию, и они станут жить втроем счастливой семейной жизнью. Пусть Славка подавиться своими деньгами! Однако Лизу стоит предупредить.

Виктория выбирала из контактов номер Лизы, когда зазвонил телефон. На дисплее светилось: «Бывший». Она переименовала Славку в бывшего как только ушла от него.

Подавив желание послать его к черту, не разбираясь, Виктория ответила на звонок:

— Говори.

— Во-первых, здравствуй, — парировал Вячеслав. — Есть серьезный разговор.

— Мне не нужны твои деньги! Совсем! Забирай и подавись!

— О, как! Реки потекли вспять? Или я попал в параллельный мир?

— Хватит придуряться, говори, что хотел.

— Хочу предложить сделку. Ты приняла предложение барона?

— Какая тебе разница? Да. Приняла.

— Собираешься жить с ним долго и счастливо?

— Громов, твою мать! Прекрати балаган!

— Тогда ответь, как твой барон отнесется к новости, что семь лет назад ты бросила своего сына и даже не трудилась узнать о его судьбе? Думаешь, эта новость ему понравится? В высшем обществе так поступают все баронессы?

— Гад! Ты не сделаешь этого! — закричала Виктория. — Я уже отказалась от денег! Мне не нужно ни копейки! Что ты хочешь? Отомстить?!

— Нет, — сказал Вячеслав тихо и уверенно. — Я хочу твое имя.

— Не поняла, — Виктория крепче прижала к уху телефон. — Что ты сказал? Повтори!

Вячеслав повторил, отчетливо проговаривая каждое слово:

— Я хочу получить твое имя. Навсегда. Насовсем.

Свободной от телефона рукой Виктория схватилась за голову, сжала прядь волос и оттянула ее до боли.

— Громов, ты пьян? Бредишь? Что это за цирк?!

— Мне нужно, чтобы Лиза навсегда осталась Викторией, а ты можешь жить под ее именем.

— Бред… Ты сошел с ума…

Вячеслав рассмеялся.

— Нет, дорогая. Еще никогда мои мысли не были такими ясными. Слушай сюда. Ты изворотлива и умна, ты придумаешь, как навсегда остаться в Германии под именем Лизы. С формальностями я тебе помогу, можешь рассчитывать. Расскажешь сказку своему барону, что твое настоящее имя другое, что ты работала и жила под псевдонимом. Или еще что придумаешь — ты можешь это. Если нужна помощь в подтверждении твоих сказок — я помогу. Из шкуры вон вылезу, но помогу, чтобы твой барон ничего не заподозрил.

— Я не сделаю этого!

— Сделаешь!

— Нет! Это моя жизнь! Ты хочешь забрать мою жизнь!

— Не преувеличивай. Я хочу забрать твое прошлое, которое тебе никогда не было нужно. Тебе не нужен твой сын! Возможно, сейчас тебе кажется, что ты можешь все исправить и стать ему матерью, но ты ошибаешься. Вика, опомнись! Мальчик станет для тебя забавной игрушкой и успокоением души только на время! Очень короткое время. Но он не игрушка. С ним нужно заниматься, его нужно воспитывать. Его нужно любить, в конце концов!

— Я смогу!

— Нет, Вика, не сможешь. Подумай и поймешь, что я прав. Ты поиграешь в мать, а затем он станет для тебя обузой. Что сделаешь? Наймешь нянек и плюнешь на сына. Бросишь его второй раз.

— Не брошу!

— Бросишь, Вика, бросишь. Кроме сына в твоем прошлом есть тетушка, которая тебе не нужна, детство, которое ты не любишь вспоминать.

— И что? Зачем тебе мое детство и моя тетя?

— Я хочу забрать все это у тебя для Лизы.

Виктория хмыкнула:

— Кстати, а она знает о твоем плане Барбароса?

— Нет, и ты не скажешь ей о моем звонке. О том, что это я предложил сделку. Ты скажешь ей, что приняла решение сама, а меня только поставила в известность. Итак, подведем итоги. Ты отдаешь свое, прости, но замаранное позором имя, и семью Лизе. Навсегда. Сама взамен получаешь чистое имя и меня в виде телохранителя этой тайны. Обещаю, что ни одна живая душа никогда не узнает правды от меня, и я сделаю все возможное, чтобы эту тайну не узнал никто.

— Ты влюбился…

— Да. Поверишь, нет? Но я впервые чувствую себя по-настоящему счастливым. Только Лиза не станет моей, пока считает, что лишь временно заменяет тебя. Для нее я — часть твоей собственности. Она чужого не возьмет.

Виктория поражалась внезапному и неожиданно доверительному признанию. Злость куда-то улетучилась, а сердце, наоборот, дало о себе знать учащенным стуком. У нее есть сердце. У Славки есть сердце. Они любят.

— А Лизе это действительно надо? Ты уверен?

— Она не должна знать о нашем сговоре. Я на тебя надеюсь.

— Это я уже поняла, но ты уверен, что Лиза не пошлет меня лесом и не бросит всех? Вот возьмет и уедет! Оставит и тебя, и тетю, и моего сына!

— Нет. Она так не поступит.

— Почему?

— Она уже любит нас всех. И мы любям ее. Она никогда не оставит сына, не сможет признаться, что она не его мать.

Комок подступил к горлу, и глаза вмиг стали влажными. Виктория моргнула, и крупная слеза скатилась по ее щеке. Славкины слова резанули в самое сердце. Она любит, ее любят… В этот момент Виктория осознала, что уже давно потеряла себя. Отдала свою жизнь и свою судьбу еще там, в Москве. Насовсем.

— Ты жесток! На что ты обрекаешь ее, ты подумал?