Джулия - Звева Казати Модиньяни Страница 32

Простуда – вполне уважительная причина, чтобы остаться дома, особенно когда надо идти на мессу, – ничего скучнее на свете не бывает. Именно из-за утренних месс Джулия ненавидела воскресенья.

В этот день по заведенному раз и навсегда порядку семья де Бласко в полном составе отправлялась в церковь. Фальшивые улыбки приветствующих друг друга прихожан, последние сплетни, передаваемые шепотком, пока священник талдычит с амвона свои прописные истины, потом опять сладкие улыбки при прощании, потом бар на углу, где учитель латыни смакует свой неизменный кампари, Бенни с Изабеллой потягивают молодое вино, а Джулия, как самая младшая, довольствуется лимонадом. Перед уходом глава семьи просит завернуть ему с собой пять трубочек с кремом, которые будут поданы на десерт к воскресному обеду. Нет, уж лучше жестокая простуда, чем этот надоевший ритуал.

Джулия заболела скорее всего из-за резкой перемены погоды. Стоял июнь, но вдруг сделалось по-осеннему холодно, задул ледяной ветер, пошли дожди. Джулия и в самом деле чувствовала себя плохо: у нее слезились глаза, текло из носа, она беспрерывно чихала, но перспектива остаться в доме одной и в течение нескольких часов наслаждаться полной свободой радовала ее.

Она сунула руку под матрац и вытащила книгу. Это был запрещенный в Италии роман Генри Миллера «Тропик Рака», который вчера ей дала подруга. В школе Джулия не отличалась особым прилежанием, зато к чтению у нее была настоящая страсть. Благодаря деду и вопреки отцу она прочла всего Сальгари, Жюля Верна, Рафаэля Сабатини и Джека Лондона. Чтобы не уснуть во время воскресной мессы, она под монотонный голос священника воображала себя то спутницей Красного корсара, то попадала в плен к пиратам в бурном Карибском море, то обедала с легендарным капитаном Немо на его «Наутилусе». Когда она подросла, на смену приключениям пришли французские и русские романы, которые были в их домашней библиотеке. Год назад она открыла для себя американскую литературу, правда, Генри Миллер писал уж слишком смело, некоторые места романа приводили ее в смущение.

Закутавшись в теплую шаль, Джулия открыла книгу и нашла место, на котором вчера остановилась. Углубившись в чтение, она как раз дошла до очень откровенной сцены, когда услышала какой-то непонятный шум. Она закрыла книгу и прислушалась. Шум доносился из сада. Значит, она не одна, кто-то остался дома.

Спрятав роман под подушку, Джулия вылезла из теплой постели и подошла к окну. Стук повторился, на этот раз гораздо громче. Откинув занавеску, Джулия увидела по пояс голого молодого человека, который, легко взмахивая тяжелым топором, рубил сосну. Сосна недавно засохла, и Витторио де Бласко вынес ей смертный приговор. Похоже, что этот сумасшедший, скинувший рубашку в такой холод, как раз и приводил этот приговор в исполнение. Склонная к фантазиям, Джулия уже начала входить в роль леди Чаттерлей, но любопытство взяло верх, и она стала гадать, кто этот храбрый вояка, который сражается в их саду с бедным беззащитным деревом.

Когда молодой человек повернулся лицом в ее сторону, она узнала его: это был Гермес, сын женщины, которая изредка, когда в семье появляются лишние деньги, приходила к ним помогать по хозяйству. Фигура у Гермеса была просто потрясающая. Их школьная учительница по рисованию наверняка сравнила бы его с Аполлоном Праксителя.

Джулия стояла и смотрела на красивое сильное тело, и в ней поднималась волна раздражения. «Ну и тип, – с неприязнью подумала она, – размахался тут топором у всех на виду!» Ее даже передернуло от отвращения.

Кутаясь в шаль, она вернулась в постель, намереваясь продолжить чтение и больше не отвлекаться на всякую ерунду. Она открыла книгу, стараясь вникнуть в мелькавшие перед слезящимися глазами строчки, но ей трудно было сосредоточиться. Голова гудела, как пустой котел, дышать было трудно, в глазах появилась резь. Она прикрыла воспаленные веки, и тут же перед ее закрытыми глазами возник Гермес, совершенный в своей красоте, как греческий бог.

Джулия снова встала и подошла к окну. Мысль, что она может смотреть на мужчину, оставаясь при этом незамеченной, взволновала ее. Гермес время от времени прерывал работу и вытирал с лица пот.

Несколько дней назад он заходил к отцу, после чего Витторио де Бласко устроил за обедом разнос ее старшей сестре Изабелле.

– Стыдись, лентяйка! – с пафосом говорил он. – Аристократка по крови, ты живешь в культурной среде и не можешь одолеть латынь даже в рамках школьной программы! А вот юноша из нищей, неблагополучной семьи, сын простой малограмотной служанки выучил древние языки так, как я их не знаю, всю жизнь проработав в школе. Вот с кого надо брать пример!

– Если он все знает, зачем же ему с тобой заниматься? – язвительно спросила Изабелла, которая готовилась к экзаменам на аттестат зрелости спустя рукава.

– Затем, что он хочет поступить в университет и получить стипендию – у него ведь нет денег на обучение. А за мою помощь он расчистит наш сад.

Глядя из-за занавески на Гермеса, Джулия вспомнила этот разговор слово в слово, хотя тогда за обедом и не придала ему большого значения. Сердце ее вдруг бешено заколотилось, она поняла, что Гермес ей нравится.

Шмыгая носом и время от времени чихая, она быстро оделась, сбежала вниз и распахнула дверь в сад. Гермес, стоя к ней спиной, наносил по дереву ровные ритмичные удары, и на его плечах под блестящей от пота кожей перекатывались мощные мускулы. Ей пришлось несколько раз окликнуть его, пока он, наконец, не обернулся. Джулии почудилось или в его голубых глазах действительно загорелись радостные искры? Джулия залюбовалась его чудным лицом с правильными, почти классическими чертами, его красивым разгоряченным телом.

– Что тебе? – спросил он, опуская топор.

– Кричу, кричу, а ты не слышишь. Кофе хочешь?

– Не откажусь. – И он улыбнулся ей мягкой ласковой улыбкой. – Позови, когда будет готово.

Подняв топор, Гермес возобновил свой поединок с обреченной сосной, а Джулия, которая все это время теребила от волнения свою косу, вспыхнув, пошла на кухню.

– Иди, готово! – крикнула она через минуту, задетая его спокойным и уверенным тоном.

Гермес надел майку и вошел в дом. Они сели за стол.

– Папа сказал, что тебе уже двадцать, это правда? – спросила Джулия.

Он медленно потягивал кофе, наслаждаясь каждым глотком, и смотрел на нее рассеянно, словно не видя. В эту минуту для него, казалось, не было ничего важнее этой маленькой чашки, наполненной крепким, горячим, ароматным напитком.

– Папа очень хвалит тебя, – не дождавшись ответа, снова заговорила Джулия. – Говорит, что с латынью и греческим у тебя полный порядок.

– Твой отец – добрый человек.

– Нет, правда, если у тебя не было проблем с учебой, почему ты только сейчас получаешь аттестат зрелости?

– Я пошел учиться с восьми лет.