Нежность в хрустальных туфельках - Айя Субботина Страница 31

Мне невыносимо стыдно приглашать его в свою съемную квартиру, но Ленский нее дает ни единого шанса: сам несет пакет с выпечкой, открывает дверь подъезда и уверенно поднимается за мной по лестнице. Я немного мнусь у двери, но все-таки сдаюсь.

— Извини, тут немного тесновато. — Пытаюсь не смотреть ему в глаза.

И правда, как будто мне шестнадцать.

Ленский ставит пакет на тумбочку, быстро снимает обувь и помогает мне раздеться. Наклоняюсь, чтобы снять сапоги, но не успеваю: Даня прижимает меня к двери, укладывает ладони на талию, сжимая достаточно сильно, чтобы я почувствовала себя пером в надежном кулаке: не раздавит, но в обиду не даст.

— Завтра суббота, — шепчет куда-то мне в шею. Не целует, только горячо дышит на кожу, и у меня голова кружится, как от молодого вина. — У тебя нет никаких факультативов? Ничего такого, из-за чего ты побежишь утром на работу?

— Нет, — не очень понимаю, к чему он клонит, но голова просто перестает работать, когда он вот так близко, и воздух, который я глотаю, обжигающе холодный от мяты. — Но есть работа дома…

Ленский распрямляется, широко улыбается и, вздернув бровь, огорошивает:

— Я на ночь остаюсь, Колючка.

Сглатываю, пытаясь переварить его слова. Он серьезно?

— Я серьезно, — как будто прочитав мои мысли, с нажимом говорит он.

— Но твои родители, наверное, будут волноваться?

— Я не собираюсь выключать телефон и буду на связи.

— А что ты скажешь о том, где и с кем проводишь ночь?

Даня снисходительно вздыхает, подхватывает мой подбородок двумя пальцами, задирает голову так, чтобы мы смотрели друг другу в глаза. Это нормально, что у меня сердце перестает биться, когда я вижу эту брутальную царапину у него на скуле?

— Я скажу, что проведу ночь с самой сексуальной училкой на свете, — говорит тихо, выуживая из меня смущенный вздох в ответ. — Скажу, что буду трахаться с ней, пока у нее не заболят ноги, потому что я буду между ними, и потому что ей придется широко их раздвигать, чтобы сесть сверху. И, как нормальный мужчина, после всего этого я просто обязан буду приготовить ей завтрак, так что, — он подмигивает мне, и это вообще самое сексуальное, что я видела в жизни, — я остаюсь на ночь.

— Ты умеешь готовить? — сглатываю я.

— Колючка, я только что сказал, что собираюсь заниматься с тобой сексом всю ночь, а ты думаешь о желудке!

У него такой заразительный смех, и то, как он это делает — чистый секс. Немного запрокидывает голову назад, морщит нос и его щеки слегка краснеют. Щеки с ямочками.

— Отца часто не бывает дома, — Даня перестает смеяться и в его взгляде мелькает злость. — Мать болезненно на это реагирует. Кто-то должен быть рядом, чтобы она не думала, что потратила жизнь на двух неблагодарных мужиков. Иногда у нее случается депрессия, но когда я что-то ей готовлю… Ну, знаешь, — он неловко чешет затылок, — вроде как присматриваю за ней.

Я понимаю, что он хочет сказать. Сама была такой же: пока присматривала за младшими, пропустила детство, стала маленькой старушкой. Но понимаю я это только теперь, рядом с Даней, который называет меня «деткой».

Я пытаюсь представить себе его мать. Сколько ей лет? Почему-то кажется. Что Даня на нее совсем не похож и, глядя на своего сына, который повторяет своего отца один к одному, она чувствует себя в ловушке. Примерно так же мать до сих пор смотрит на моего брата Вовку, потому что он — практически точная копия нашего с ним отца, который слишком рано лег в могилу.