Ревность - Селия Фремлин Страница 31

Углубившись в размышления, Бэйзил все замедлял и замедлял шаг.

— Вы, наверное, не представляете, какой трудный вопрос задали. И то, что я знаю ее уже довольно долго, только усложняет его…

Он почти остановился, и Розамунда вместе с ним. Фудзи-горка осуждающе вздохнул и тоже притормозил.

— Что бы вы сказали, — неожиданно выпалил Бэйзил, — если бы узнали, что несколько лет назад Линди была совсем, совсем другой? Невзрачной. Старомодной. Стеснительной. Никуда не ходила, ничем не занималась.

— Очень удивилась бы. Потому что сейчас она ну очень привлекательна.

— Да? — Ответ был так нарочито уклончив, что Розамунда вопросительно взглянула на Бэйзила. — На лицах некоторых старых женщин, — Бэйзила явно снова повело в сторону, — можно заметить следы былой красоты. На лице Линди, если присмотреться, видны следы былой простоты.

Розамунда не знала, что и сказать. Откровения Бэйзила — если это действительно были откровения, а не просто голословные догадки несколько самоуверенного молодого человека — сразили ее наповал. Каких-нибудь сорок восемь часов назад она бы встретила их с восторгом, как желанное подтверждение ее собственного убеждения, что обаяние Линди, ее общительность — всего лишь часть хорошо разыгранной пьесы. Сейчас, когда Линди пропала и тень этого события укрыла их всех, слова Бэйзила, естественно, не могли доставить той прежней чистой радости. Но отчего Розамунду охватило такое смутное, странное чувство? Они с Бэйзилом как раз дошли до моста через железнодорожные пути, Розамунда смотрела через парапет на станционные огни, расплывающиеся в тумане, и ее трясло. Бэйзил все говорил, теперь он рассказывал, как в студенческие годы впервые познакомился с Линди, какой замкнутой, робкой она тогда была. С каждым предложением страх в Розамунде нарастал. Но почему? Почему рассказ о переменчивом характере Линди казался таким зловещим, преисполненным такого необъяснимого ужаса? Будто где-то глубоко в сознании пробуждались леденящие воспоминания. С каждым словом, которое произносил Бэйзил, с каждой промелькнувшей секундой со дна души все выше поднималось нечто пугающее, прокладывая путь сквозь толщу забвения… неумолимо ближе, ближе… Розамунду колотила крупная дрожь. Казалось, дрожь эта передалась асфальту под их ногами, и он вибрировал в такт ее страху.

— Мост дрожит! — вскрикнула она. Слова вырвались невольно — в невыносимом остром предчувствии близкого разоблачения, нарастающего ужаса…

— Разумеется, поезд подходит. — Бэйзил удивленно взглянул на Розамунду, озадаченный ее тоном.

— Ну конечно! Какая я глупая!

Розамунда даже заставила себя хихикнуть, и в то же мгновение рев поезда захлестнул ее с головы до ног — грохот, искры… и поезд прошел… а вместе с ним прошло и страшное чувство нависшего над ней разоблачения. С души словно свалился тяжкий камень — воспоминание, каким бы оно ни было, отползло прочь и заскользило — ниже, ниже — назад в глубину, из которой выплыло.

— Давайте не пойдем вдоль путей, вернемся по дороге, — попросила Розамунда, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Так быстрее.

— Да? Ну пошли. — Бэйзил охотно повернул назад.

Слава богу, он не стал расспрашивать, с чего это она вдруг передумала, ему, очевидно, было абсолютно безразлично. Да она бы и не смогла ему объяснить — и себе, между прочим, тоже. Просто ее охватывал жуткий, необъяснимый страх при одной мысли, что придется спускаться по лестнице и идти по этой узкой, обнесенной забором тропке, которая вела к шоссе.

Домой они шагали гораздо быстрее и, как по уговору, болтали обо всяких пустяках. Только оказавшись у ворот Розамунды, они вновь заговорили о том, что, собственно, послужило причиной для появления Бэйзила.

— О господи! Похоже, Эйлин до сих пор нет. — Розамунда подняла глаза на чернеющие окна соседнего дома. — Что будете делать? Можно подождать у нас.

— Да нет… Большое спасибо. Вы так добры, но я лучше подожду у них. Хочу быть там, когда Эйлин вернется… Ну, вы понимаете.

Розамунда вручила Бэйзилу ключи и Фудзи-горку, шагнула в темноту своего дома и закрыла за собой дверь.