Род-Айленд блюз - Фэй Уэлдон Страница 31

Вот что я узнала от Уэнди о ее визите к Алисон Даусон, урожденной Мур, удочеренной четой Уоллес, по адресу, где, как заключило сыскное агентство “Аардварк”, она с наибольшей вероятностью могла проживать. Адрес респектабельный, сообщила Уэнди, на Ил-Пай-Айленде, милях в двух от того места, куда Темза еще позволяет подниматься приливу, там она, широко раскинувшись, спокойно несет свои светлые, чистые воды к морю, и разве что особенно высокая приливная волна может иногда откинуть мощное течение вспять. По берегам, на безопасном расстоянии от воды, стоят очаровательные особнячки, какие строили в конце девятнадцатого — начале двадцатого века, от каждого к воде спускается ухоженный травяной газон, хотя сейчас, в ноябре, газоны больше похожи на болота. (У меня сложилось впечатление, что сельские пейзажи и водоемы не вызывают у Уэнди особенно теплых чувств.) Часть яхт зачехлена на зиму, некоторые брошены без присмотра, швартовы ослабли, и, когда мимо проплывает прогулочный катер, они подпрыгивают на разбегающихся от него волнах и бьются о пристань или о стены будки. Почти все эти прогулочные пароходики на самом деле просто плавучие бары, и пассажиров ничуть не интересует ни время года, ни пейзажи и уж тем более дух поздневикторианской Англии, который продолжает жить в этих живописных садах: счастливое детство, множество братьев и сестер, родных и двоюродных, веселые развлечения без спиртного и наркотиков, полдник с чаем, булочки, сливки, джем, никто еще не боится жирного и сладкого…

На эти дома сейчас большой спрос, их покупают рок-певцы и звезды кино и эстрады в надежде воскресить для своих детей атмосферу безмятежного спокойствия, создать иллюзию уединенности, жизни вне времени, которую навевает река. “Милая Темза, тише, не кончил я песню мою…” [10]Уэнди чуть ли не с благоговейным ужасом собралась обрушить на меня краткую сопоставительную сводку цен на недвижимость в этом районе, но я сказала нет, нет, не надо. Например, дом Алисон, не имеющий номера, но зарегистрированный в почтовом ведомстве под названием “Отрада”, оценили в миллион фунтов стерлингов и лишь потому, что он обветшал, последние пять-десять лет о нем почти не заботятся. Очень характерно для множества состоятельных пожилых дам, заметила Уэнди, они живут себе и живут, а потом вдруг спохватятся, что пришла старость, одной жить трудно, и переезжают к детям или в дом для престарелых, а кто-нибудь покупает дом за гроши и отделывает заново.

Уэнди поднялась на парадное крыльцо, и дверь ей открыла женщина под сорок, ученого вида, как определила Уэнди, то есть у нее было бледное, худое лицо, большие близорукие глаза, с которых она то и дело откидывала неухоженные волосы, подбородок чуть не упирался в плоскую грудь от привычки проводить время за чтением книг, выражение отсутствующее, как у всех, кто живет в мире идей и далек от реальной жизни. Я сама немного этим грешу, хотя отрывают меня от жизни не мои собственные идеи, а чужие фантазии, которыми я забиваю свою голову. И все же хочется думать, что хотя бы в перерывах между периодами запойной работы над фильмами я могу показаться на людях с волосами, от вида которых можно лишь ахнуть, с безупречным маникюром и в туфельках — последний крик моды, так что меня легко примут за непременного члена светских тусовок. Впрочем, Красснер не замечает разницы. Может быть, он и вовсе не связан с реальной жизнью, и я в его представлении всего лишь статистка, которая ждет на съемочной площадке, когда ее позовут в эпизод.

Но бог с ним со всем, сейчас для меня самое главное — найти родных, а эта женщина, возможно, моя — кто? двоюродная сестра? Двоюродная сестра — это дочь родной тетки, дочь единоутробной сестры моей мамы — седьмая вода на киселе. Не слишком близкое родство, чтобы искать фамильного сходства или ожидать традиционного приглашения на рождественский ужин, но хоть что-то. У Алисон были дети, эта женщина — ее дочь. Я с замиранием ловила каждое слово Уэнди.

Женщина отнеслась к Уэнди, объяснившей цель своего визита, не то чтобы враждебно, но настороженно. Сказала, что она дочь Алисон, Лорна, у нее есть старший брат, Гай, и призналась, что с прошлым матери связана какая-то тайна.

Агентство “Аардварк” потрудилось на славу. На стене у парадного крыльца Уэнди с удовлетворением прочла на почерневшем и замшелом деревянном указателе выжженное раскаленным железом название — “Отрада”. Мисс Даусон сказала, что ее мать, миссис Даусон, недавно перевезли в платный интернат для престарелых. Уэнди увидела за спиной Лорны уютный захламленный холл, всюду книги, бумаги, дверь из холла распахнута в просторную гостиную с огромными окнами, из окон вид на спускающийся к берегу газон и Темзу. У нее сложилось впечатление, что детей в доме нет. Лорна не пригласила Уэнди войти, так и держала ее на пороге. Прежде чем принимать какое-то решение, сказала она, ей нужно обсудить все с братом Гаем. Она обещала позвонить Уэнди, взяла ее визитную карточку, однако своего телефона не дала. Агентство “Аардварк” этим не смутишь, для них электронный адрес, факс, телефонный номер, срок окончания действия кредитной карточки, все данные о проведенном отпуске, пределы расхода средств, установленные банком, — открытая книга. Вы только скажите, что вас интересует, они тут же вам предоставят.

Когда Уэнди уже прощалась, Лорна сказала:

— Мне казалось, что закон 1974 года о правах детей разрешает только детям разыскивать родителей; по-моему, родители не получили права искать своих детей.

На что Уэнди тотчас возразила, что в законе ничего не говорится о внуках. Однако она уверена, что Лорна все равно сразу же проверила это обстоятельство в справочнике законодательства. Недоверчивая особа.

Узнав имена — Лорна и Гай Даусоны, Уэнди без труда нашла все, что касалось их жизни. Гаю сорок шесть лет, он разведен, насколько известно, не голубой, преподает международное право в Лондонской школе экономики. Лорне тридцать восемь, она не замужем, преподает кристаллографию в Имперском колледже науки, техники и медицины, где когда-то учились ее родители. Лесбийских связей не обнаружено, всего один многолетний вялотекущий, насколько можно судить, роман с коллегой профессором — ее счет в магазине “Джон Льюис” не показывал никаких внезапных крупных покупок в отделе дамского белья: такие вещи говорят сами за себя языком финансов, — но и этот роман год назад кончился. (Такое заключение было сделано на основе записей службы заказа такси, которым она вдруг почти перестала пользоваться.) Она продала свою квартиру в Уэст-Хэмпстеде и переехала в родительский дом, чтобы ухаживать за матерью. Это произошло три года назад. Чтобы выяснить, что она сделала с полученными за квартиру деньгами, потребуются дополнительные расследования, достаточно дорогостоящие: для получения доступа к выпискам по банковским счетам требуются самые большие затраты. Я сказала Уэнди, что заниматься этим не стоит — какая мне разница? Интересно другое: почему два месяца назад Алисон пришлось поместить в частную лечебницу. Оказывается, она страдала болезнью Альцгеймера и в конце концов у нее началось недержание мочи. И документы ее врачей, и данные службы социального страхования характеризуют Лорну с самой положительной стороны: она ухаживала за матерью преданно и квалифицированно, но вдруг получила травму спины и больше не могла справляться одна.