Сердечный трепет - Ильдико фон Кюрти Страница 31

Оливер вскакивает, бурчит что-то вроде «собственно говоря, это мой стол» и пытается удалиться, по возможности сохраняя достоинство.

«Куколка, любовь моя, – Филипп берет мою руку, и я закрываю глаза, как это делают все дивы, когда хотят изобразить неприступность, – пожалуйста, выслушай меня, позволь мне все объяснить».

«И что ты скажешь? Что все не так, как выглядит? Ах, Филипп, избавь себя и меня от глупых сцен».

«Куколка, прошу тебя. Послушай. Дай мне две минуты. И если после этого ты отвергнешь мое предложение руки и сердца, в моей жизни больше не будет счастья».

И потом он две минуты объясняет мне то, чего даже я, при всей моей богатой фантазии, не в состоянии объяснить. Он склоняется ниже, протягивает мне розу и говорит сквозь слезы: «Хочешь стать моей женой?»

Я, тоже конечно сквозь слезы, говорю: «Да, хочу».

Раздаются аплодисменты, гости «Занзибара» поднимают бокалы, а Герберт спустя пару дней привинчивает к столику дощечку: «Постоянное место Куколки фон Бюлов».

__________

«Саския?»

Почему моя жизнь не может быть похожа на любимые фильмы? Те, например, где все кончается хорошо?

«Эй, Саския?»

«Ээээээ?»

Чуть не забыла о своем новом имени и о малыше.

«Извини, ушла в свои мысли. Ты учишься в Кёльне? Кёльн красивый город. Довольно далеко от Силта. Стоит ездить так далеко ради уикенда»?

Мой хороший, как я ненавижу эту болтовню, мешающую добраться до сути – до бывших подружек, сексуальных фантазий и т. д.

«Стоит. Обычно я летаю самолетом».

«Летаешь в Силт из Кёльна?»

«У моего отца самолет, которым я могу пользоваться».

Ничего себе мальчик. Другие щедрые отцы одалживают своим сыновьям на субботний вечер свой четырехдверный фольксваген «Гольф».

«Ты сам летаешь?» Я постаралась спросить как бы между прочим, незаинтересовано.

«Нет. У нас два пилота, они всегда stand by». [55]

Мы помолчали, и я испугалась, что уже все сказано, о чем хотелось.

«Сколько тебе лет»? – Я попыталась начать сначала.

«Двадцать четыре. А тебе?»

Хорошенькое дело! Почти на десять лет младше меня! Значит, как правило, он спит с девочками, которым нет и двадцати. Нет и двадцати! Они мне в дочери годятся. У них твердые попки, нежная кожа и ни единой складочки на бедрах. Как назвать секс с женщиной, у которой целлюлит? Плаваньем по волнам. Очень весело.

С другой стороны: у меня есть опыт. Точно. По моим подсчетам я переспала по меньшей мере с двадцатью тремя мужчинами. И с каждым разом постигала все лучше, что нравится мне, а что – нет. Но вот вопрос, на который я не могу ответить даже при всем моем долголетнем опыте: как защититься от нежелательных эротических действий и игр? Да, конечно, мне ясно, и это написано в каждой книжке советов, нужно открыто и свободно сказать о своих желаниях и границах дозволенного. Но только кто так поступает? Тем более в самом начале. Боишься с ходу причинить другому боль. В такой ответственный момент.

«Вынь свой язык из моего уха, ты, скотина».

«Прекрати кусать меня за зад или катись домой».

«Эй. Ты можешь перестать облизывать пальцы на ноге, мне это не нравится».

«Еще раз назовешь меня «похотливой кобылой», – сделаю из тебя мерина».

Нет, мало кто из знакомых мне женщин столь честен, чтобы говорить своим любовникам правду в первые три – восемнадцать месяцев. Считается, что не стоит ссориться из-за пары неприятных моментов. А когда промелькнет еще полгода, то, собственно, и сказать-то нечего, потому что либо ты к этому более или менее привыкаешь, либо тебе просто кажется глупым после месяцев молчания признаться в этом самом многомесячном молчании. Это как-то даже пошло.

Мне абсолютно ясно, что не стоит скрывать правду о своих сексуальных предпочтениях. Но обычно почему-то не решаюсь на это. Если быть совсем точной, я часто не успеваю вовремя объяснить партнеру, что мои сексуальные предпочтения в данный момент – вообще не иметь никакого секса. В моей жизни – признайтесь, вы тоже прошли через это – было бы меньше секса, но он был бы существенно лучше, следуй я естественным инстинктам, а не неестественному дружелюбию.

Например, мой опыт с Йоргом и наша с ним возня в спальном мешке. Мне было семнадцать, мы ездили на острова в Грецию. Позже был Дирк, потный электротехник, потом Маркус, супернежный ландшафтный архитектор. Все это мужчины, которые, можно сказать, дисквалифицировали сами себя задолго до полового акта. Своими невразумительными высказываниями типа: «Никто еще на меня не жаловался». Или кошмарной привычкой сморкаться на людях, как это делают футболисты: прижав палец к носу.

Наплевать и забыть, порой думала я, когда вообще ничего не получалось. Но не хочется быть невежливой. Особенно мне. В конце концов, именно женщины виноваты в том, что вокруг так много плохих любовников. Потому что мы редко осмеливаемся указать парням на их ошибки. Во всяком случае, я не завидую некоторым моим наследницам, а наоборот, хотела бы извиниться за плохо проделанную предварительную работу.

Но когда ему двадцать четыре, у него еще небольшой опыт, и поэтому он, может быть, и не сделает слишком больших ошибок. Надеюсь, что так. Кроме того, ведь я не собираюсь получать бездну удовольствия, я просто хочу отвлечься. Я читала, что идет мода на молодых любовников. Тогда нападение – лучшая защита.

«Скажи-ка, Оливер, правда, что у мужчин после двадцати одного снижается потенция?»

Оливер радостно смотрит на меня.

«Давай допьем бутылку на пляже. И ты получишь ответ».

«О'кей». Я намеренно не улыбаюсь. В моей новой жизни благосклонность нужно высказывать с достоинством.

Оливер делает знак Герберту, тот дружески кивает в ответ. Что возможно означает: «Ну ясно, малыш, все запишем на счет папочки».

Оливер подхватывает меня. Мы бредем по еще теплому песку. Марпл ворчит на море.

Оливер говорит: «Хочешь, я построю тебе замок на песке».

Я смеюсь, как будто мне семнадцать и я счастлива. Я тихо напеваю:

Возьми меня за руку, я построю тебе замок

Из песка, как-нибудь, где-нибудь, когда-нибудь.

«Заезженная песня!»

Заезженная песня? Кровь стынет у меня в жилах.

«Это Айсефельд?»

Очень хорошо, бездна разверзлась. Бездна между поколениями. Замечаешь свой возраст, когда ты с мужчиной вспоминаешь одну и ту же мелодию, и при этом ты думаешь об оригинальном исполнении 1987 года, а он – о римейке 2000-го.

Опустим занавес.