Огненные цветы - Стефани Блейк Страница 31

Равена весело рассмеялась:

– А я благодарю вас, сэр, за то, что позволили мне почувствовать себя как дома. Не слышала таких комплиментов с тех самых пор, как уехала из Ирландии.

– Мисс Равена, – притворился рассерженным сенатор, – неужели вы хотите унизить мою честь южного джентльмена намеком, будто я способен притворяться и говорить неправду? Повторяю, давно я не видел такой красоты. Последний раз это было в Саванне, штат Джорджия. Если не ошибаюсь, та девушка тоже родом из Ирландии. Ее звали Скарлетт О’Хара. Красавица. Она очень напоминает мне вас, мисс Равена. Только глаза другие. И откровенно говоря, на мой вкус, она немного худощава.

– Как можно сравнивать Уайлдингов с семейством О’Хара, дядя Джефф? – перебила его Джейн Сидли. – Насколько мне припоминается, отец Скарлетт – игрок и выпить не прочь.

– У нас в семье тоже такие были, – пошутила Равена.

– Смею предположить, герцогине – вашей матери вряд ли понравился бы такой юмор, – сказал Дэвис.

– Маме? – Равена наморщила носик. – Да нет, почему же, она вовсе не сноб. Между прочим, ее кузен Дан О’Коннел несколько раз чудом избежал виселицы.

Все так и покатились со смеху. Вокруг Равены собралось уже довольно много гостей, и теперь она начинала действительно чувствовать себя как дома.

Больше всего ей в тот вечер понравилась миссис Джесси Фарнсворт, вдова средних лет, в чьей спокойной красоте ощущалось почти олимпийское величие. От нее так и веяло врожденным аристократическим духом. В этом смысле ее можно было сравнить с Черной Молнией – аравийцем из здешней герцогской конюшни. Хороша, ничего не скажешь. Другие дамы уже успели поведать Равене, что Джесси Фарнсворт – примадонна высшего общества Ричмонда, некоронованная владычица этого самого крупного города американского Юга.

– Ее муж был с Севера, – заметила Джейн Сидли. – Фантастический богач из Филадельфии. Выполнял какие-то секретные задания правительства. Курьер своего рода. Хотя деньги у него не отсюда. У Джесси и доныне сохранились связи в высших кругах Филадельфии, Нью-Йорка и Вашингтона. – Джейн понизила голос. – Мой муж Нат говорит, что она – наш агент на Севере. Джесси очень, очень близка с дядей Джеффом, если вы понимаете, что я имею в виду.

– Естественно, – улыбнулась Равена. – Но как это, собственно, понять – агент? Разве Юг – отдельное государство?

– Судя по тому, что я слышала от дяди и других важных господ, – прищурилась Джейн, – в недалеком будущем так оно, может, и будет. Эти проклятые янки так обращаются с нами, что, похоже, единственный способ раз и навсегда покончить свои счеты с ними – это отделиться от Союза и создать собственное государство.

Подошел полковник Купер:

– И что это наши красавицы забивают свои очаровательные головки всякими скучными делами вроде политики?

Ах ты, ублюдок, подумала Равена, а вслух с приятной улыбкой сказала:

– Право, полковник Купер, мне начинает казаться, что южные джентльмены слишком уж опекают своих дам. Мы вовсе не такие беззащитные и пустоголовые, как вы воображаете.

Полковник неловко откашлялся и приложил платок ко рту.

– Да неужели, мэм, а мне как раз казалось, что вам нравится подобное обращение, разве не так, Джейн?

– Что ж, в этом есть свои преимущества, но, думаю, и Равена по-своему права.

Толстяк насупился:

– Мисс Равена, надеюсь, вы не будете слишком забивать революционными идеями головки наших девочек.

Равена криво усмехнулась. Как удивительно все сходится, что в прошлом, что в настоящем.

Ведь и дома, в глазах реакционеров Англии и Ирландии, новые идеи – настоящее проклятие. Герцог заплатил за свои либеральные взгляды изгнанием. Не такая уж большая разница между надутыми индюками в этом зале и теми, кого она, Равена, встречала на празднествах во дворце вице-короля. Разве что выговор другой; впрочем, она начала быстро к нему привыкать.

На ее взгляд, здесь было слишком много людей в военной форме. Да и политические речи, которые вели чуть не все, звучали слишком агрессивно. Никто и помыслить не мог о том, что Юг сдвинется со своей твердой позиции и пойдет на компромисс в вопросе распространения рабовладельческих порядков на западные территории, и уж тем более – а это еще важнее – уступит федеральному правительству священные права штатов.

– Да я в жизни не потерплю, чтобы какой-нибудь проклятый янки из Массачусетса или Иллинойса, избранный на свою должность бандой социалистов-аболиционистов, стал диктовать народу суверенного штата Виргиния, как вести свои внутренние дела, – кипятился полковник Тейлор.

– Позвольте мне кое-что объяснить вам, сэр, – обратился Хастингс к герцогу. – Аболиционизм – это просто красивое прикрытие, маска радикалов, бандитов и попросту грабителей. Да-да, когда они помогают неграм, подстрекают их к бегству от своих законных хозяев и переправляют на Север по этой адской «подземной дороге», это то же самое, как если бы я ночью проник в ваш дом и сбежал с драгоценностями вашей жены.

– Все дело в том, – заговорил лейтенант Пеннел Коллинз, – что Верховный суд принял решение в нашу пользу. Миссурийский компромисс противоречит Конституции, и, видит Бог, отказываясь подчиниться решению Верховного суда, любой президент-янки превращается в абсолютного монарха. К чему же в таком случае было освобождаться от власти короля Георга?

– Слушайте! Слушайте! – Мужчины да и кое-кто из женщин громко зааплодировали.

Равена и герцогиня многозначительно переглянулись.

– Да это не бал, – сказала Равена, – это настоящая демонстрация.

– Это уж точно, – улыбнулась герцогиня, – и твой Роджер войдет в это общество, как рука в перчатку.

Не очень-то приятно было слышать такое.

– Говорят, у вас есть два красавца-брата, – уже под конец вечера сказала Равене Джейн Сидли. – Они тоже сюда едут? А то у нас здесь не одно девичье сердце забьется при мысли о встрече с настоящим аристократом.

– Не стоит им слишком тешить себя надеждами, – засмеялась Равена. – Кевин женат, они ждут ребенка, Шин тоже женат, только на своих медицинских штудиях. Правда, он пишет, что, окончив ординатуру и получив степень, может, и уедет из Англии. Но это когда еще будет.

– Ну а вы наверняка ждете не дождетесь своего жениха.

– Дни считаю.

Но какое-то глухое уныние прозвучало в этих словах.