Роковая любовь - Франсуаза Бурден Страница 31

– Так, хватит паниковать, ты здесь один...

Звук собственного голоса показался ему плоским и без тембра, он даже улыбнулся этому. Совершенно очевидно, ему было страшно почти так же, как и в восьмилетнем возрасте. Ясно, что незваный гость проник в Рок, пока он ужинал в Монтиньяке. Скорее всего, ушел он уже давно, но все-же стоило убедиться, что теперь в доме никого нет...

Виктор спустился на второй этаж, погасил свет на лестнице, закрыл дверь и повернул ключ в замке. Затем он обошел все комнаты, открывая двери шкафов, спустился на первый этаж, тщательно осмотрел там все помещения.

Очень хорошо, в доме он один, и можно убрать револьвер. Неужели придется устраивать этот цирк каждый раз, возвращаясь домой? Его загадочный посетитель, несомненно, услышал хозяина и поспешил ретироваться.

Для очистки совести Виктор пошел посмотреть на дверь в кухне, которая выходила во двор. Она была открыта, хотя он был уверен, что запирал ее на ключ.

Доведенный до изнеможения, он щедро плеснул себе виски и рухнул на табурет. Во всяком случае, он не был ограблен в прямом смысле слова, потому что ничего не пропало. Вор унес бы в первую очередь дорогие вещи: хотя бы портативный компьютер или видеомагнитофон последней модели, купленный в прошлом месяце для Тома. Тот, кто проник в Рок, искал что-то ценное. Но что такого ценного он мог найти на чердаке?

Телефонный звонок прозвенел так неожиданно, что он чуть не выронил стакан, бросившись к аппарату.

– Виктор? Полагаю, я вас не потревожила? Я увидела, что у вас все окна сияют.

Насмешливый голос Виржини сразу прогнал все его страхи.

– Я хотела поблагодарить вас,– сказала она.– Это был чудесный вечер.

– Тогда не откажите уделить мне и другой? Но ведь из вашего дома не виден Рок, как вы умудрились...

– Моя машина отдала Богу душу на полдороге, и остальной путь я проделала пешком.

– Вы должны были мне позвонить!

– Нет, я очень люблю ходить пешком, даже по ночам. И ваш спектакль вполне удался, мне было не так одиноко, иллюминация была шикарная!

Виктор услышал, как она рассмеялась, а потом повесила трубку, даже не давая ему возможности объяснить. Впрочем, что бы он ей сказал? Что гонялся за фантомом грабителя?

В два глотка он осушил свой стакан и поставил его в раковину. Неужели у него наступало состояние влюбленности? Но если вспомнить, какую боль он испытал во время встречи с Лорой на вокзале, то в это верится с трудом. А можно ли любить двух женщин сразу? Конец и начало, почему бы и нет?

Он взял со стола револьвер и поставил его на предохранитель. Завтра, при дневном свете, он попытается понять, что произошло, а сейчас он слишком устал, чтобы думать о чем-то другом, кроме постели.

Обхватив голову руками, Нильс продолжал плакать, как мальчишка. Алкоголь в этом очень помогал, и он намеренно увеличил дозу, что случалось с ним в последнее время все чаще.

По устоявшейся традиции съемки заканчивались большой вечеринкой, которую устраивал продюсер. Завтра утром вся съемочная группа вернется самолетом в Париж. Следовательно, эту ночь Нильс проведет один, а потом ему предстоит встретиться с Лорой, и у него больше не будет возможности улизнуть.

Фильм получился, на его взгляд, ни хорошим, ни плохим, но поскольку он уложился в срок, возможно, к нему обратятся еще раз. Его надежда на новую работу на самом деле ставила крест на большой мечте о настоящем кино. Наверное, к тридцати трем годам следовало немного повзрослеть! Его жизнь пошла не по той дороге, однако поворот все еще казался ему возможным. Но с десяти лет – а в действительности всегда – ему никогда ничего не удалось довести до конца, даже собственное лечение! И самое плохое, что он сделал, касалось Лоры, Тома и Виктора. Чтобы избавиться от чувства вины, он готов был снова обратиться к своему психиатру. Покончить за один раз со своими болезнями, научиться противостоять всем этим напастям, прятавшимся в глубине сознания, не чувствовать бесконечных угрызений совести...

Водки в бутылке оставалось на дне, и он допил ее прямо из горлышка. Первые рюмки приглушили боль, затем наступило некое просветление, но сейчас он чувствовал, что пора отправляться спать. А что еще оставалось делать в три часа ночи плаксивому алкоголику? Бродить по коридорам отеля? В любом случае, бар уже закрыт.

Ни отец, ни Бланш не сочли нужным ответить на его длинное письмо, написанное три недели назад. В письме он признавал свою неправоту. То, что Бланш на него дулась – после стольких лет чрезмерной нежности,– не слишком расстраивало его, но молчание отца задело очень сильно. Он, который так долго был любимым сыном, неожиданно стал парией. Разумеется, это была только его вина, но так ему и надо!

Нильса затошнило, он встал и нетвердо направился в ванную. Сотрясаемый спазмами, он плакал, склонившись над унитазом.

Марсьяль мерил комнату шагами то вдоль, то поперек, как он всегда делал, будучи не в настроении. С какой бы стороны он ни пытался подступиться к проблеме, решения он не находил. Во-первых, ему было шестьдесят четыре – этой цифры вполне достаточно, чтобы взглянуть в глаза неприятной правде: он далеко не молод. Что бы его любовница ни говорила или ни делала, он слишком стар, чтобы делать глупости. К тому же он торжественно поклялся Бланш, что никогда больше не уйдет. Даже если этой клятве уже тридцать лет, ничто и никогда не сможет его освободить. В первые годы у него и желания не было. С одной стороны, он не переставал оплакивать Анеке, а с другой – его необычайно радовало, что Бланш вела себя по отношению к Нильсу как настоящая мать. Она выполняла свою роль выше всяческих ожиданий, и он не мог не выполнить свою.

Конечно, искушение было всегда. Поскольку он не клялся быть верным, а только оставаться с Бланш, он всегда ей изменял без малейшего угрызения совести. Сначала, чтобы забыть Анеке, потом из удовольствия и, наконец, уже по привычке, сохраняя вкус к обольщению и отказываясь стареть.

С Жюли он встретился случайно, просто потому, что в то воскресенье выпало ее дежурство, а он был прикован к кровати: у него был грипп и температура под сорок. Через две недели он отказался от терапевта, у которого лечился двадцать лет, и перешел к той, которая работала в десяти километрах от Сарлата, в Карсаке. Если уж Жюли понравилась ему с первого взгляда, то завоевать ее было делом чести...

И вот нате вам, она его любит и собирается уйти от мужа. Что за безумие! Даже пятнадцать лет назад он бы не рискнул уйти, а тут еще Бланш! Эту связь, тяготившую его, как вериги (сначала он разорвал ее, а потом сам же, унижаясь, восстановил), невозможно было взять и отбросить просто так.

Но как устоять перед тем, что предлагала Жюли? Марсьяль знал по собственному опыту, что многие из женщин уступали ему, потому что были одиноки, или от безделья, или от недостатка привязанности. Но случай с Жюли был совершенно особым. Она обожала свою работу, у нее было двое взрослых детей и очаровательный муж.