По ту сторону лета - Одри Дивон Страница 31

Он со скучающим видом валялся на диване, закинув ноги на подлокотник. Последние несколько дней Арно пребывал в мрачном расположении духа. Даже по ночам из открытых окон веяло влажным жаром. Ни дуновения ветерка, шторы висели как мертвые. Вдруг Арно вскочил. Хочу прогуляться, сказал он. Надо сходить на Монмартр, забраться повыше. Там, на вершине холма, наверняка сейчас лучше. Есть в такую погоду совершенно не хотелось. Одна только мысль о горячей пище давила на желудок. Зато пить следовало как можно больше. В этом Арно не сомневался. И он как раз знал местечко, где подавали сногсшибательные коктейли. По его мнению, бороться с летней бессонницей лучше всего помогает водка. «Читал где-то. Кажется, Хемингуэй писал про это в какой-то книжке». Зверская жара, Хемингуэй, сногсшибательные коктейли… Ладно, Эжени, соберись, сегодня особенный вечер. Вот увидишь, еще до утра он сделает тебе предложение. Порвать ваш дурацкий контракт и уехать. Тебя он прихватит в качестве багажа.

Я попросила его подождать. В голове у меня зрел план. Я задумала сыграть по-крупному. Достала из шкафа длинное вечернее платье из темно-синего шелка, которое надевала всего раз, на свадьбу Жюстины, сестры Жоржа. В моем сознании оно навсегда осталось связанным с ощущением скуки — приличной, спокойной и невыносимой. Оно напоминало мне о мало симпатичной невесте, неуклюже вальсировавшей с молодым, но уже лысым женихом. Впрочем, само платье ни в чем передо мной не провинилось. Честно говоря, я извлекла его по очень простой причине: оно было на мне, когда я в последний раз ощущала себя красивой. Собственная отвага меня изумила. Втискивая ноги в туфли на шпильке — предварительно пришлось стереть с них пыль, — я воображала, как удивится Арно. Я прыснула за уши по капельке духов и, поддавшись внезапному порыву, решила сделать макияж. Подвела черным карандашом глаза и накрасила губы жирной красной помадой. Словно наяву передо мной возник образ Мариссы — я вдруг поняла, с каким удовольствием она заботилась о себе. Я смотрела на себя чужими глазами, оценивала, как выгляжу, и подбивала себя нанести на щеки немного румян. Я решила поставить на карту свою судьбу, не ожидая милостей от безжалостного времени. Я верила, что в глубине души Арно прекрасно понимает, каким будет самое правильное решение. А самое правильное решение — увезти меня с собой. Мы поедем путешествовать на те деньги, что я намеревалась ему отдать, будем жить в отелях с незапоминаемыми названиями, опустошать мини-бары и прогуливаться по неведомым бульварам с левосторонним движением. Да-да, мы бросим Париж и досуха выжмем весь мир, вдоль и поперек облетев его на самолетах. Все возможно, Эжени. Сегодня вечером все возможно. Все зависит только от тебя, от твоего умения и ловкости. Ты должна внушить ему, что это его собственная идея. Близится конец августа, Эжени. Как только вы переправитесь на ту сторону лета, тебе его уже не удержать. Он больше не будет принадлежать тебе, ты превратишься в старуху, и плачь тогда сколько душе угодно — ничего другого тебе не останется.

Арно ждал меня, по-прежнему лежа на диване. Он даже не переоделся — на нем была все та же майка с темными пятнами под мышками. При виде меня он вытаращил глаза, уронил на пол газету, которую читал, встал, приблизился ко мне, держа большие пальцы в карманах, и присвистнул: «Ну ни фига себе! У нас сегодня что, Рождество?» Его голос так и сочился сарказмом. У Арно было отвратительное настроение, но я на него не сердилась, понимая, что его измотала жара. «Не хочешь надеть пиджак? Просто чтобы доставить мне удовольствие?» — спросила я.

— Не хочу. Слишком жарко.

— Ну пожалуйста.

— Ладно, уговорила. Только тогда на голое тело. Устроит тебя такой расклад?

— Послушай, Арно, не упрямься. Мне хочется шикарно провести время. Ты вот вспомнил про Хемингуэя и водку, и я подумала, что… В общем, предлагаю перенестись в пятидесятые. Ни о чем не волноваться и пить до зари.

— Прекрасно. Только для этого совсем не обязательно наряжаться.

Он видел, что я обиделась, и пошел за пиджаком — единственным в его гардеробе коричневым вельветовым пиджаком с потертыми манжетами, купленным у старьевщика; он считал приобретение нового костюма пропагандой того образа жизни, который решительно отвергал. Сама я в шелковом платье, на каблуках и в мотоциклетном шлеме напоминала персонаж из футуристического фильма.

На улице нас сразу обдало теплым дыханием города, состоявшим из бензиновых паров и вони пищевых отбросов. Тишина казалась насыщенной нервной одышкой жителей столицы, отвыкших потеть. Чтобы вскарабкаться на «веспу», мне пришлось задрать платье чуть ли не до пупа. У меня за спиной словно выросли крылья; замечая, как пялятся на наш странный экипаж томящиеся в пробках автомобилисты, я с трудом удерживалась от того, чтобы не расхохотаться. Подъем на Монмартрский холм дался измученной «веспе» с трудом. На улице Лепик мотор попытался было заглохнуть, но Арно яростно нажал на акселератор: «Шевелись, старая кляча!» — и мы благополучно добрались до бара «Луна». В кои-то веки я обнаружила, что местечко мне нравится — лишенное примет времени, оно было в точности таким, каким я его себе представляла. В уютном полумраке теплыми пятнами светились небольшие настенные бра. Сколько, должно быть, здесь было жарким шепотом открыто сердечных тайн, сколько завязалось запретных союзов, сколько трепещущих рук нашли друг друга под столом!

Мы уселись в широкие кожаные кресла — в таких вполне мог сиживать Хемингуэй, хриплым голосом делая заказ на «Кровавую Мэри»: легенда гласит, что именно он изобрел этот коктейль, чтобы бдительная жена за запахом томатного сока не учуяла, что от него разит спиртным. Сейчас, кроме нас, здесь не было ни души. Заезженная джазовая пластинка непонятно для кого играла песенку тридцатых годов. К нам не торопясь подошел официант — пожилой дядька с черными волосами, приклеенными с помощью геля к острому черепу. Арно настоял на двух «Аврорах» — смеси шампанского, водки и клубничного ликера: «Мы же решили надраться, да? Ну так и нечего выпендриваться». Я согласно кивнула. Он, встрепенувшись, изменил заказ: не два коктейля, а четыре. «Подать одновременно?» — недоверчиво переспросил официант. Его длинное, землистого цвета лицо внизу заканчивалось узким прямым ртом, наводившим на мысль о перекладине креста. Он на миг замер, держа на весу ручку, словно надеялся, что мы передумаем. «Как пожелаете», — буркнул он наконец, одновременно пожав плечами и приподняв брови, и все так же, нога за ногу, потащился назад, к стойке.

В бар вошли два подозрительного вида типа — кожаные куртки, грязные джинсы. Заняли столик в глубине — нас они, кажется, не заметили. Закурили, не обращая ни малейшего внимания на пластиковую табличку с изображением перечеркнутой сигареты: таким закон не писан. Официанту, похоже, это было по барабану. Типы затеяли оживленную дискуссию на предмет наиболее эффективного способа извлечения из тела пули восьмимиллиметрового калибра. Один стоял за пинцет, второй — за скальпель. Кто они — два опустившихся хирурга или два киллера, не считающих нужным таиться? Поди разберись. Видишь теперь, Эжени? Я же тебе говорила. Все признаки налицо, и их все больше и больше. Странные люди, странное место, странная атмосфера. Как будто реальность получила заряд свинца в крыло. Говорю тебе, это твоя ночь. В эту ночь все возможно. Действуй осторожно, не давай себя провести, и все будет отлично.