Трубадура - Дарья Волкова Страница 31

- Папа, ну в каком веке ты живешь?

- Не в веке дело! – сурово насупив кустистые брови, парировал Дуров. – И давай сменим тему. Степан Аркадьевич, как ваши успехи в учебе? Есть проблемы? Помощь нужна?

Падлна фыркнула, Тура нахмурилась. А Степан, вздохнув, принялся за доклад.

*

Тура вздохнула и протянула руку за телефоном. Цифра на экране проинформировала, что уже скоро полночь. А сна как не было, так и нет. Ни сна, ни туфельки, ни тыквы.

Бессонница, мать ее.

Девушка перевернулась с боку на бок. Теперь перед глазами была комната. Контуры предметов едва угадывались в полутьме. Тени огромных шкафов вдоль стен, оранжевый абажур торшера тускло отражает свет фонаря за окном. И громадина антикварного стола - это за пять тысяч евро.

Тура еще раз вздохнула и плотнее укуталась в одеяло. Холодно. И ее явно настигает отложенный стресс. Бессонница – следствие этого. Теперь Туре надо снова бороться – и с темнотой, и с холодом, и со страхами.

Как раньше. Снова. Единственное, за сухость простыней теперь не приходится переживать. А вот наволочка может намокнуть.

*

Степан вышел из ванной и аккуратно прикрыл за собой дверь. Уже довольно поздно, все спят. И ему пора в постель.

Да только в свою постель не хотелось. И не в том, что койка коротка, дело. Ему хотелось вот сюда, за эту дверь. Туда, где спит льняноволосая девушка с синими глазами. Степан замер, положив ладонь на старую потрескавшуюся филенку и закрыв глаза. И представляя ее - нежную, бело-розовую, жарко дышащую ему в шею. Он так по этому уже успел соскучиться. Степа вздохнул, открыл глаза и велел себе топать в свою комнату. И тут он услышал звук. Всхлип.

Как тогда?!

В следующую секунду он был уж внутри, напряженно вглядываясь в темноту.

Тура резко села на кровати на звук открывшейся двери. Первые реакции – паника и лицо зареванное спрятать. Но ведь темно же. И лишь его широкоплечий силуэт на фоне дверного проема, очерченный неярким светом из прихожей, виднелся отчетливо.

«Уходи, уходи, уходи!» - безмолвно кричала она ему.

«Не могу, не могу, не могу» - отстукивало его сердце, когда он шел от двери к постели.

«Не уходи…» - выговорили непослушные губы. Но он почувствовал лишь шевеление губ на своей шее. Это все, что ему сейчас требовалось.

Кровать Туры оказалось совершенно неприспособленной к происходящему. Все деревянные и металлические части дружно охнули и скрипнули, когда целующаяся пара опустилась на матрас.

- К черту! – тихо и сквозь зубы, одновременно стаскивая с постели все, что подворачивалось под руку – одеяло, подушку, плед, аккуратно повешенный на спинку.

- Степка… - так же тихо и нерешительно. В попытке образумить в первую очередь себя.

- Все-все, иди сюда. Тут нормально.

Да какое уж тут нормально. Как ненормальные оба. Ей хочется его оттолкнуть и выгнать, потому что все, все осталось там, в номере шестнадцать небольшой частной гостиницы где-то на Ваське. Там остались признания, которые давали ей спасительную иллюзию. А здесь нельзя, не место, неправильно.

Только тело предавало ее. Каждым вдохом и каждым выдохом, движением каждой мышцы, всеми органами чувств предавало. Напряженно вслушивалась в аритмию его дыхания. Кончиками пальцев по всем уже до автоматизма, оказывается, знакомым выпуклостям и впадинкам. Жадно втягивая в себя запах разгоряченного мужского тела. Пробуя языком вкус его кожи. И даже зрение, несмотря на плотный сумрак, умудрялось отхватить свой кусок на этом пиру. Лишь одно подвело, лишь одно. То, что так легко и сладко получалось там, в гостиничном номере, здесь было совершенно невозможным. Без волшебных слов, которым не место здесь. Которые имеют ограниченные срок и место действия.

Степа был уже на грани. Дыхание сбилось почти в хрип, тело, куда ни тронь, каменное везде, движения резкие, едва удерживаемые. Ее ждет.

Не жди. Бессмысленно.

- Не жди, - шепнула сквозь напряжение в горле.

- Почему? – шумным, в нос, выдохом. – Я сейчас, я помогу тебе.

Тура перехватила его руку. Не надо. Бессмысленно.

- Не. Жди.

Третий раз повторять не пришлось. И он сорвался в спринтерский рывок за собственным удовольствием. Какой-то не к месту совестливой и вменяемой частью сознания ощущая себя почти Членом Леонтьевичем. В каком-то гребаном смысле - почти насильником. Только Степана это не остановило.

Он долго потом не мог отдышаться. Она лежала рядом тихо-тихо.

- Все, ухожу.

Его губы коснулись ее плеча. Лицо целовать не стал. Там слезы – знал точно. И что причина их - он.

Потому что не сказал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

*

Резкий стук в дверь оторвал Туру от штопки. Она бы с огромным удовольствием выкинула эту ветхую рубашку, но деду не объяснишь, что там уже штопать нечего. Это его любимая рубашка – из числа четырех оставшихся тех, что дарила Мария Фоминична. Приходится проявлять чудеса сноровки и портновского искусства. Девушка и отложила шитье и повернулась к двери. А потом передумала отвечать, встала, подошла и открыла. За ней был Степан. А Тура и не сомневалась. Дед стучит иначе, а Елена всегда входит без предупреждения.

- Слушаю тебя.

Он молчал какое-то время, разглядывая ее, а потом спросил – так же резко, как стучал до этого.

- Ты завтра до которого часа на работе?

- До семи, - невозмутимость при общении с ним она восстанавливает по крупицам, по крохам.

- Отлично. В восемь жду тебя. Номер тот же – шестнадцатый.

Невозмутимость рассыпалась мелкими осколками. А Тура смотрела на Степана, не замечая, что даже приоткрыла от изумления губы. Он тоже молча смотрел. На губы. Лишь через минуту, наверное, Тура кивнула – словно через силу. А он резко развернулся и ушел по коридору в сторону входной двери. Смотреть вслед Тура не стала, но услышав дверной хлопок, решительно взяла с комода полотенце.

Так, она в ванную. Потому что… Потому что! И не думать. Ни о чем. Не. Думать.

*