Жена штандартенфюрера - Элли Мидвуд Страница 31

— А что ты хочешь, чтобы я сказал, Аннализа? Что мне их очень жаль? Поверь мне, мне их действительно жаль. Только вот жалостью делу не поможешь. Ты просто себя с ума сведёшь, жалея всех евреев страны. Я знаю, что и СС, и гестапо занимаются нынче ужасными вещами, но худшее, что ты можешь сейчас сделать, так это убиваться по каждому из таких случаев. Ничего ни для этой девочки, ни для её матери уже не сделать, так что перестань себя по этому поводу мучить. Для них все уже кончено. И дай мне этот дневник, я сожгу его, чтобы ты не сидела здесь и не плакала, когда ничего уже поделать нельзя.

Он сделал пару шагов ко мне, но я вскочила на ноги и прижала дневник к себе, защищая его, как ребёнка.

— Ничего я тебе сжечь не позволю! И перестань вести себя так, будто тебя это совсем не трогает!

— Да что ты от меня хочешь, Аннализа? Разыскать эту семью и привезти их назад, если они, конечно, ещё живы, извиниться за дом и спеть мальчику колыбельную перед сном?! Ты этого хочешь?

Я отступила назад, подальше от него.

— Ты знал о них. Ты знаешь, что у них есть маленький сын. О, Боже, я поверить не могу! Ты всё это время знал и ничего мне не сказал!

— А что было бы, если бы сказал? Ты бы согласилась сюда въехать? Нет. Некоторые вещи лучше не обсуждать, Аннализа, а особенно сейчас. Давай не будем ссориться. Просто забудь об этом и всё.

Он сделал ещё шаг вперёд и протянул ко мне руки, но я быстро отступила в сторону, ближе к выходу.

— Не трогай меня. Ты… Я поверить тебе не могу. Забудь? Ты говоришь своей жене-еврейке об этом «просто забыть»? — Вдруг ещё одна мысль прорезала меня, как ножом. — Погоди-ка минутку. Откуда у партии этот дом? Кто отдал приказ об их выселении?

Он смотрел на меня, не говоря ни слова. А я так хотела, чтобы он сказал что-нибудь, что угодно, только чтобы опровергнуть мою догадку.

— Генрих, кто занимается сбором информации о еврейских и смешанных семьях, и их частной собственности? — Он всё ещё молчал, и я ответила за него. — СД, не так ли? Твой офис.

— Я не отвечаю за весь офис. Я работаю в отделе внешней разведки. Я к депортациям не имею никакого отношения.

— Это не имеет значения, Генрих! Твой офис вышвырнул этих людей на улицу, чтобы ты мог поселиться здесь со своей новой женой! Что твои коллеги вообще с ними сделали? Знаешь что, лучше даже не отвечай, потому что я знать не хочу! О Господи, я поверить не могу, что вышла за тебя! Я-то думала, что ты другой, а ты точно такой же, как и все они! Даже хуже, потому что притворяешься хорошим!

— Любимая, успокойся. Ты всё ещё под впечатлением от этого дневника и не знаешь, что говоришь.

— Я очень даже знаю, что говорю! — Я уже в открытую кричала на него. — Зачем ты вообще на мне женился? Просто потому, что я выгляжу, как немка?

— Аннализа, прошу тебя, давай потише.

— Нет, я не собираюсь быть тише! Бабушка была так права, когда говорила, что не бывает «хороших нацистов»! Надо было её слушать! И что ты, интересно, собираешься со мной сделать, когда я тебе надоем? Может, с остальными евреями в лагерь отправишь?

Он закрыл мне рот рукой так быстро, что я даже понять не успела, что произошло. Всё, что я знала, так это то, что он прижал меня к стене, и что я едва могла дышать.

— Совсем с ума сошла, такие вещи вслух говорить?! — Он зашипел на меня. — Достаточно одному человеку тебя услышать и всё, конец тебе и всей твоей семье! Наша чертова горничная внизу, а ты кричишь, как умалишённая!

Он наконец убрал руку от моего лица и погладил моё плечо.

— Ну прости, любимая, я тебя напугал? Тебе не больно? Я не хотел, я просто хотел защитить тебя. Ты и понятия не имеешь, как это опасно, такие вещи говорить. Ты же сама себе смертный приговор подпишешь.

Он снова попытался меня обнять, но я выкрутилась из его рук и чуть не бегом бросилась к двери. Он прошёл за мной до верхней ступени и окликнул меня оттуда:

— Аннализа!

— Не надо мне было за тебя выходить!