Танцуй со мной - Софи Уэстон Страница 31

Закончилась интродукция. Алексис поднесла флейту к губам. Она забыла о сиротливой пустоте зала. Забыла о Майкле. Забыла обо всем, кроме не-выразимо печального ощущения потерянных надежд и музыки, говорящей о том же.

Казалось, музыка рождается сама. Никогда еще это чувство не было таким сильным. Она знала, что ни разу в жизни не играла так хорошо, как сейчас.

Музыка смолкла, и в полутемном помещении наступила полная тишина. Легкие сквознячки колебали пламя свечей, но не могли шевельнуть тяжелые бархатные шторы. Его глаза смотрели внимательно. Они странно мерцали в переменчивом свете, а тень металась по голому полу, подобно готовому воплотиться духу.

Алексис опустила флейту и стояла с бессильно сцепленными руками. Она приняла этот взгляд из темноты с роковым ощущением встречи с судьей, если не с палачом.

Майкл вздохнул.

Лента закончилась со щелчком, который прозвучал как пистолетный выстрел в неестественной тишине зала. Алексис вздрогнула. Майкл встал.

Он медленно произнес:

- Что ж, парень, заявивший, что ты достигла пика, прав.

Поначалу Алексис смешалась. Потом вспомнила, что передавала ему слова Патрика, и улыбнулась. Но ей стало больно. Он все увидел со своей обычной проницательностью.

- Эй, - сказал он тихо, - имелся в виду комплимент.

Она отвернулась и занялась перематыванием ленты.

- Никогда не говори музыканту, что он достиг вершины, Майкл, - мягко заметила она. - Это означает конец пути. - Она достала кассету и положила в футляр, снабженный аккуратной этикеткой. - И что же?

Она повернулась лицом к Майклу, вопросительно подняв брови. Он сунул руки в карманы. Лицо его было задумчивым, глаза искали ее взгляд. Она сохраняла невозмутимое выражение.

- Или, может быть, ты хотел бы сначала поесть? - вежливо поинтересовалась она.

- Чего я на самом деле хотел бы, - сказал он, не отводя глаз, - это залезть в твою голову и узнать, что ты думаешь на самом деле.

Алексис вздрогнула. Но постаралась не подать виду.

- Почему?

Он, широко шагая, подошел к ней; тень заметалась и исчезла в круге света. Он бесцеремонно взял ее за подбородок и повернул к себе.

- Такая холодная, - удивленно и почти сердито проговорил он. - Прекрасно воспитанная и ледяная. Только глаза у тебя не ледяные, дорогая. - Он провел большим пальцем по ее скуле, едва касаясь нежных волосков на коже. - И твоя музыка тоже.

Алексис горько отметила про себя, что никак не походила на ледышку всякий раз, когда оказывалась в его руках. Уж скорее на горстку теплой дождевой воды. Но ей хватило ума не сказать это вслух.

- Что же происходит? Откуда такие перепады? Она дернула головой и сделала шаг назад. Чем дальше от него, тем спокойнее она себя чувствовала.

- Это все твое воображение. Он покачал головой.

- Нет. Чаще всего ты - сама сдержанность, ничего на поверхности. Потом вдруг сбрасываешь латы и превращаешься в пламя.

Алексис отступила еще на шаг, изумленная. Откашлялась и сказала неестественно громко:

- Это же смешно.

Блеснув глазами, он переспросил:

- Правда?

- Да, - горячо заверила она. - Более того, это похоже на сцену из плохого фильма. Никогда в жизни не слышала такой чепухи. Ты ничего не понимаешь в классической музыке. Ее нельзя судить по стандартам рока или джаза. Она не спонтанна, не эмоциональна. Она… она строится. Это как архитектура. Я не пишу ее. Я просто исполняю.

Майкл сказал:

- Туфта! - Что?

Он услужливо повторил:

- Ты хочешь сказать, что от тебя не зависит, как играть?

- Ну, в некотором смысле… Он пренебрег ее бормотанием.

- Я сейчас слышал тебя. А не какой-то автопилот.

- Я допускала больше ошибок, чем сделала бы машина, - согласилась Алексис. - Но из этого не следует, что эмоции, которые ты услышал… которые тебе померещились, - поправилась она, - были моими.

Она вперила в него горящий взгляд. На одну убийственную секунду их взгляды встретились. Майкл устало вздохнул и запустил пятерню в свои кудри.

- Ты, - сказал он наконец, - ни черта не понимаешь в эмоциях. Но играешь ты как ангел. Ладно, пошли обедать, пока я не забыл о своих благих намерениях.

За едой у него было какое-то странное, тяжелое настроение. Чувствуя с трудом подавляемое им недовольство, Алексис нервничала.

Естественно, к ней вернулась обычная неуклюжесть. Смущаясь все больше, она разбила тарелку, уронила два набора ножей и опрокинула большое деревянное блюдо с мандаринами. Вся пунцовая, нагнулась, чтобы собрать фрукты.

- Оставь, - сказал Майкл и, присмотревшись, спросил: - Рука болит?

Алексис выпрямилась, удивленная. О руке-то она совсем забыла. Она опустила глаза.

- Немного.

- Оставь этот трагический вид. Большое дело тарелка, - сухо заметил он. Опершись на локоть, он посмотрел на нее через стол. - Ты поэтому такая напряженная?

- Я вовсе не напряженная, - пробормотала Алексис и принялась нервно вертеть плетеную салфетку. Так можно было не встречаться с пытливыми карими глазами. Салфетка начала расплетаться.

- Тогда почему ты терзаешь столовую утварь? - резонно поинтересовался он.

Она опустила глаза и вскрикнула. Майкл взял бокал, который она уже отставила, налил вина и толкнул через стол.

- Ты очень напряженная, - твердо сказал он. - Нужно выпить. Давай, - настаивал Майкл, - это вино, а не отрава. На сей раз я тебе не позволю напиться. Мое сердце, - добавил он вполголоса, - больше такого не выдержит.

Алексис вспыхнула. Она взяла вино, но рука так дрожала, что несколько капель пролилось на белый рукав. Девушка готова была расплакаться.

Майкл дотянулся до солонки и, не спрашивая, щедро посыпал красное пятно. Алексис наблюдала, как белые крупинки становились пурпурными.

- Подожди, пока соль сделает свое дело. А потом смой холодной водой. Блузку, разумеется, придется снять, - добавил он строго, поймав ее подозрительный взгляд. - Чтобы мне сподручнее было до тебя добраться…

Она вскочила, опрокинув стул. Все в ней клокотало. Прижав ладони к ушам, она закричала:

- Прекрати!

- Ты очень напряженная, - повторил он с явным удовлетворением. - Что я тебе говорил?

Он встал. Алексис попятилась.

- Не приближайся ко мне, - прошептала она. Его брови поползли вверх.

- И кто же это разыгрывает сцену из плохого фильма? Тебе надо чем-то заняться. Насколько я понимаю, играть для меня ты больше не хочешь; стало быть, придется мне сделать то, что обещал.