Столпы земли - Кен Фоллетт Страница 30

— Вы все! — приказал Филип. — На колени!

Все они давали обет послушания, и та безобразная дисциплина, которая, очевидно, установилась в обители не так давно, еще не смогла вытравить годами выработанную привычку. Половина монахов и все послушники опустились на колени.

— Вы нарушили свою клятву, — с презрением произнес Филип. — Вы богохульники, каждый из вас. — Он смотрел им прямо в глаза. — С сегодняшнего дня начинается ваше раскаяние.

Остальные медленно, один за другим, стали опускаться на колени, и только ризничий продолжал стоять. Это был упитанный человек, с сонными глазами, лет на двадцать старше Филипа. Обойдя стоящих на коленях монахов, Филип подошел к нему.

— Дай мне книгу.

Ризничий с вызовом взглянул на него и ничего не сказал.

Филип протянул руку и взялся за увесистый том. Ризничий крепче сжал пальцы. Филип медлил. Два дня он провел, размышляя, как осторожно и взвешенно он будет действовать, и вот он здесь — еще не облетела дорожная пыль с его ног — рискует потерять все в прямом противостоянии с человеком, о котором ничего не знает.

— Дай мне книгу и стань на колени, — повторил он. По лицу ризничего пробежала презрительная ухмылка.

— Кто ты? — сказал он.

Филип снова медлил. По его одежде и по тому, как подстрижены его волосы, было очевидно, что он монах; и они, должно быть, уже догадались по его поведению, что он наделен определенной властью; но не было ясно, является ли его чин выше ризничего. Единственное, что он должен был сказать: «Я ваш новый приор», но он не хотел этого делать. Ему вдруг показалось очень важным, чтобы он смог одержать победу исключительно с помощью своего морального авторитета.

Его нерешительностью не замедлил воспользоваться ризничий.

— Пожалуйста, поведай, — заговорил он с насмешливой учтивостью, — кто это приказывает нам преклонять колена перед его персоной.

Все сомнения мгновенно покинули Филипа. «Со мной Бог. Чего я боюсь?» — подумал он. Филип сделал глубокий вздох, и, словно раскаты грома, под каменными сводами прогремели его слова:

— Это Бог приказывает вам преклонить колена перед его персоной.

Уверенность ризничего несколько поубавилась. Филип использовал свой шанс и выхватил книгу. Потеряв власть, ризничий наконец неохотно опустился на колени.

Стараясь скрыть облегчение, Филип обвел всех взглядом и произнес:

— Я ваш новый приор.

Он заставил их остаться на коленях и принялся читать молитву. Это заняло много времени, так как Филип требовал, чтобы они снова и снова повторяли строки Святого Писания, пока их голоса не зазвучали в унисон. Затем в полном молчании братия проследовала за ним в трапезную. Там Филип приказал унести жареного поросенка на кухню и подать хлеб и слабое пиво и назначил одного из монахов читать молитву, пока остальные ели. Когда ужин закончился, он отвел их так же в молчании в опочивальню.

Потом Филип распорядился принести из дома приора его ложе — он будет спать вместе с монахами. Это было простейшим и наиболее эффективным способом предотвратить непристойности.

В первую ночь Филип не сомкнул глаз. Он сидел с зажженной свечой и тихо молился, пока не наступила полночь — время будить монахов на заутреню. Службу он провел быстро, дав им понять, что он вовсе не такой уж безжалостный. Монахи снова отправились спать, а Филип продолжал бодрствовать.

На рассвете, прежде чем братья начали просыпаться, он вышел на воздух и оглядел окрестности, размышляя о предстоящем дне. Перед ним расстилалось недавно очищенное от леса поле, посередине которого возвышался огромный пень, должно быть, оставшийся от векового дуба. Это натолкнуло его на мысль.

После утренней службы и завтрака Филип велел монахам прихватить веревки и топоры и повел их на поле выкорчевывать этот здоровенный пень. Одни подрубали корни, а другие изо всех сил тянули веревки. «На-а-ава-ались!» — раздавались их дружные крики. Когда наконец работа была окончена, Филип дал всем пива, хлеба и по куску свинины, которую днем раньше он запретил им есть на ужин.

Нельзя сказать, что это было окончание всех проблем, но это было начало их решения. В первые же дни своего пребывания в обители Филип распорядился больше не просить у основного монастыря ничего, кроме зерна для хлеба и свечей для часовни. Осознав, что отныне они будут иметь только то мясо, которое сами произведут или добудут, монахи быстро превратились в рачительных хозяев — скотоводов и птичников; и если прежде они рассматривали церковные службы как способ уклониться от работы, то теперь они были рады, когда Филип сокращал часы молитвы и у них оставалось больше времени для занятия хозяйством.

Через два года обитель стала полностью обеспечивать себя всем необходимым, а еще через два — начала снабжать и Кингсбриджский монастырь мясом, дичью и сыром из козьего молока, который сделался настоящим деликатесом.

Обитель процветала, службы проводились безукоризненно, и братья выглядели здоровыми и счастливыми.

Филип был бы вполне доволен, если бы не Кингсбриджский монастырь, дела в котором становились все хуже и хуже.

Кингсбридж мог бы стать одним из основных религиозных центров королевства с кипучей деловой активностью. Его библиотека посещалась иностранными учеными, к мнению приора прислушивались даже лорды, поклониться монастырским гробницам тянулись паломники со всех уголков страны, знать почитала его за гостеприимство, а бедняки за милосердие. Но, увы, церковь разрушалась, половина монастырских построек пустовала, а сам монастырь погряз в долгах. Филип посещал Кингсбридж не реже чем раз в год, и каждый раз, возвращаясь назад, он кипел от негодования, ибо видел, как то богатство, которое было создано благочестивыми прихожанами и преумножено монахами, теперь самым бестолковым образом проматывалось монастырем.

Отчасти все это объяснялось местонахождением Кингсбриджа, который представлял собой небольшую деревню, стоящую на второстепенной дороге, ведущей в никуда. Со времени правления первого короля, Вильгельма, прозванного Завоевателем или Незаконнорожденным — это зависело от того, кто говорил, — большинство соборов переместилось в крупные города. Но Кингсбриджа это не коснулось. Однако, по мнению Филипа, это не являлось неразрешимой проблемой: преуспевающий монастырь с кафедральным собором должен сам по себе стать городом.

Истинной же проблемой была бездеятельность приора Джеймса. Когда штурвал находится в слабых руках, корабль несется по воле волн навстречу беде.

И, к величайшему сожалению Филипа, пока был жив приор Джеймс, Кингсбриджский монастырь был обречен все дальше скатываться вниз.

* * *

Они закутали ребенка в чистое полотно и уложили в большую корзину для хлеба, которую приспособили под люльку. Насосавшись козьего молока, он сладко заснул. Ухаживать за малышом Филип велел Джонни Восемь Пенсов, так как, несмотря на некоторое слабоумие, он умел бережно и нежно обращаться с маленькими и слабыми существами.