Балом правит любовь - Гейл Уайтикер Страница 30

— Видимо, так.

— Но ты непременно должна сказать свое слово! — вскричала Фиби. — Леди Элен нельзя выходить замуж за лорда Дерлинга. Если, ударив тебя, он отрицал свою вину, то вряд ли он и с ней будет вести себя по-другому.

— Ты права, но послушай меня, Фиби, не смей говорить об этом ни леди Элен, ни ее матери. Ты поняла?

— Но…

— Ни слова более! Слишком многое поставлено на карту.

— Но что может быть важнее спасения леди Элен от боли и унижения, которые она испытает, связав свою судьбу с этим чудовищем?

— Спасение кого-то, кто для меня важнее и ближе.

Фиби ахнула.

— Ты хочешь сказать, что лорд Дерлинг причинит вред кому-то еще, если ты хоть слово скажешь леди Элен?

— Навредит, но не ударив по лицу, — сказала Диана, положив руки Фиби на плечи, — а погубив репутацию. Быть может, это звучит жестоко, но леди Элен я помочь не могу, однако могу помочь…

— Мне! — прошептала Фиби. — Ведь это ты обо мне заботишься? Ты боишься, что лорд Дерлинг каким-то образом помешает мне удачно выйти замуж, если ты предостережешь леди Элен против него?

Диана промолчала, и Фиби сникла.

— Я так и знала. А ты даже не хотела рассказать мне, ведь так?

Диана убрала руки с плеч кузины.

— Я не знала, что делать. Если бы я решила, что тебе нужно обо всем знать, я бы рассказала, но, признаться, не уверена, стала бы делиться с тобой, не будь в этом необходимости. Мне не хочется, чтобы ты страдала, Фиби, и чтобы ты лишилась шансов на удачное замужество по моей вине.

— Но твоей вины здесь нет! Ты… жертва обстоятельств. Неудивительно, что ты не горишь желанием выйти замуж. Случись такое со мной, уж не знаю, смогла бы я после этого когда-нибудь поверить мужчине.

— Конечно, смогла бы. Вокруг много достойных мужчин, Фиби, добрых и порядочных, которые относятся к женщинам с уважением, такие, как лорд Истклифф, капитан Уэтерби и… Эдвард Терлоу.

Диана зажмурилась, отгоняя от себя мысли, причинявшие ей жестокие муки. Да, Эдвард Терлоу — один из самых замечательных мужчин, каких она когда-либо встречала, кто видел в ней личность, и кому ей приходилось лгать ради собственного спасения. Это мужчина, в которого она по глупости все-таки влюбилась и который невольно, сам того не ведая, принес ей одну лишь сердечную боль.

На следующее утро Эдвард явился в парк задолго до семи. Он поздно лег спать и рано поднялся, всю ночь не сомкнув глаз. Перед его мысленным взором стояло лицо Дианы Хепворт, и думы о ней ни на миг не покидали его. Возможно ли забыть выражение ужаса и замешательства, появившееся на ее лице тогда, в гостиной его матери, когда та яростно накинулась на нее?

Подробности этого злополучного визита навсегда врезались в его память. Несмотря на крайнее смятение, Диана беспокоилась в первую очередь о своей кузине Фиби. И вчера вечером в разговоре просила за нее, ни словом не упрекнув его мать за учиненную ею возмутительную сцену. И еще просила не губить дружбу Фиби и Элен.

Весьма достойное поведение для лгуньи и вероломной интриганки, бросившей своего жениха, подумал Эдвард.

Топот копыт вывел его из задумчивости. Эдвард поднял голову и, завидев приближавшуюся Дженни, отвлекся от мыслей о Диане Хепворт. Ему не хотелось, чтобы эти две стороны его жизни каким-то образом пересекались. На встречи с Дженни ему и без того отводилось немного времени.

В это утро она была, как никогда, соблазнительна, в темно-зеленом платье с черной отделкой, с длинным, развевающимся на ветру шлейфом и элегантной шляпке. Эдвард всеми силами пытался изыскать пути, чтобы проводить с ней побольше времени. Нельзя ли встретиться с ней на каком-нибудь приеме? Должна же она бывать хоть на некоторых из них. Однако с тех пор, как Дженни появилась в Лондоне, Эдвард ни на одном светском мероприятии — он был в этом уверен — ее не встретил.

— Доброе утро, Дженни, — поздоровался он.

Диана наклонила голову.

— Не ожидала встретить вас здесь так рано, Эдвард.

Эдвард улыбнулся.

— Верховые прогулки для меня предпочтительнее бодрствования в постели, когда, беспрестанно ворочаясь с боку на бок, тщетно пытаешься уснуть.

Диана вздохнула.

— Я тоже мучилась бессонницей. Может, что-то происходит в атмосфере?

— А может, нас тяготят наши тайны, которые не дают нам забыться сном, — сказал Эдвард, отгоняя вдруг возникший у него в воображении образ Дженни, раскинувшейся на постели с разметавшимися по подушкам волосами, глазами, устремленными на него, и играющей на устах обольстительной улыбкой. — Тайны, которые не станут более тревожить нас, если мы поделимся ими с другими.

Разглядел ли он сквозь вуаль смутную улыбку, скользнувшую по ее лицу, или это была лишь игра его возбужденного воображения?

— Это простое объяснение, милорд, но, боюсь, дело так легко не решается.

— Однако можно попробовать. Не удостоите ли вы меня чести стать поверенным ваших тайн, Дженни? Каковы бы они ни были, мои чувства к вам не переменятся.

— Но вам не должно питать ко мне какие-либо чувства. Мы с вами встречаемся для разговоров и…

— К черту разговоры! Наши отношения вышли за пределы бесед, по крайней мере, для меня. Я всякий раз с нетерпением жду встречи с вами, — сказал Эдвард. — И когда вы не приезжаете, мне кажется, будто я потерял нечто важное и что остаток дня меня ничем уже не порадует. Я знаю, это глупо, но ситуация вообще лишена здравого смысла. Вы говорили, что ничего не ждете от наших встреч, я тоже ничего от них не ждал. Так, может быть, именно потому, что мы не питали никаких надежд, наши встречи переросли в нечто большее. Я бы слукавил, если б сказал, что в моем сердце не зародились нежные чувства к вам. Более нежные, чем мне должно к вам испытывать.

По тому, что Дженни уронила голову, и с ее уст сорвался вздох, Эдвард понял, что его признание стало для женщины полной неожиданностью.

— Но все это ни к чему не ведет, Эдвард, вы понимаете? Вы обо мне многого не знаете.

— Чего я не знаю? Вашей страшной тайны, которую вы всё поминаете, но отказываетесь открыть мне?

— Это и… другое.

— Хорошо, давайте же хотя бы исключим некоторые возможности. Вы преступница, скрывающаяся от полиции?

Диана ахнула.

— Конечно, нет!

— Тогда вы женщина, выходившая замуж трижды, и теперь скрываетесь от одного из своих мужей или от всех сразу?

— Вы же знаете, что это не так.

— Вы не совершали убийства? Никого не изувечили? Что же тогда за тяжкий грех лежит на вашей совести?

— Некоторые сочли бы его очень тяжким.

— Некоторые?

— Люди из высшего света.