Сиротка. Расплата за прошлое - Мари-Бернадетт Дюпюи Страница 30

— Прекрати, у меня мурашки по спине побежали! — воскликнула Лоранс.

— Ты сама во всем виновата, — проворчал Луи с тоскливым выражением лица. — Это же ты попросила Киону вернуться в прошлое… то есть посмотреть, каким поселок был раньше.

Лоранс не успела ответить. К ним направлялась Мадлен, молчаливая и серьезная.

— Быстро за стол, — сказала она. — Месье Жослин проголодался, после обеда он хочет отдохнуть. Эрмин и мадам Лора пообедают позже.

Индианка обвела их подозрительным взглядом. Она догадалась, что они замышляют что-то, но не смогла понять, что именно. Дети послушно отправились в дом, привыкшие подчиняться ее строгому тону и природному достоинству.

В это время в нескольких сотнях метров отсюда Эрмин наблюдала за матерью, только что пробравшейся к черным развалинам своего дома. Она не хотела ее беспокоить и лишь наблюдала в стороне, готовая вмешаться при малейшем тревожном симптоме. Ее сердце сжалось, когда она увидела, как Лора гладит рукой обугленную стену коридора. Спрятавшись за высоким кустом с красными розами, Эрмин затаила дыхание.

«Но что она делает?» — внезапно встревожилась молодая женщина. Ее мать, встав на колени, скребла землю, покрытую пеплом. Она подбросила вверх горсть пепла и натерла им щеки и волосы.

«Я отсюда слышу ее стоны! — испугалась Эрмин. — Господи, бедная мамочка!»

Внезапно рядом с ней возник Тошан, как обычно, бесшумно. Он нежно обнял ее за талию.

— Почему ты не идешь к ней? Мне кажется, твоей матери нужна помощь.

Появление мужа показалось Эрмин настоящим чудом. Она инстинктивно, не раздумывая, прижалась к нему. Невзирая на размолвки последних дней, он оставался для нее самым надежным убежищем.

— Тошан, я боюсь, — тихо призналась она. — Мама наговорила ужасных вещей. Мне казалось, я вижу перед собой чужую женщину или умалишенную. Я знаю, что у нее нелегкий характер, но, если подумать, так ли уж она вынослива? Возможно, мы зря считаем ее сильной и даже железной.

— Она испытала сильнейший шок. Судьба снова ополчилась против нее, как прежде.

— Да, ты говоришь именно то, что я чувствую.

— Я никогда не забывал те странные дни, которые Лора провела в нашей жалкой лачуге на берегу Перибонки. Мне было всего восемь лет, и эта женщина, сидевшая у окна, вызывала у меня страх. В ее глазах больше не было жизни. Мой отец заставлял ее есть и пить, и она подчинялась, покорная, безучастная. Тала объяснила мне, что незнакомка страдает душой и телом, что ее воспоминания покинули ее. Это казалось мне невозможным. Странная штука — судьба! Если бы я тогда знал, что эта несчастная женщина станет моей тещей, что она потеряла рассудок из-за разлуки с дочерью… С тобой, моя любимая Мин.

— Тошан, ты не называл меня так с тех пор, как мы поссорились. Спасибо, любовь моя! Я чувствовала себя наказанной и отвергнутой.

Он крепче прижал ее к себе. Она задрожала от радости.

— Прости меня, — нежно шепнул он ей на ухо. — Помнишь, как в наши первые встречи я рассказывал тебе о невидимых путях?

— Конечно помню!

— Я убежден, что они существуют, переплетаясь между собой, расставляя ловушки. Тридцать лет назад Жослин и Лора бежали от правосудия в разгар зимы на санях с собачьей упряжкой. Они проехали через Валь-Жальбер, чтобы оставить тебя, годовалую малышку, на пороге монастырской школы, и направились дальше, на север, страдая всей душой, но понимая, что не могли поступить иначе. А потом я увидел, как они мчатся к нашему дому по снежной пустыне. Тала тоже их заметила. Я сразу понял, что твой отец ей понравился.

— А моя мама бредила, сгорая от лихорадки, звала меня. Твои родители были так добры, что помогли им!

— Да, конечно, но был ли у них выбор? Гостеприимство — священный долг, когда поднимается снежная буря. Наконец эти невидимые пути привели меня сюда, на каток, где я встретил тебя. Впрочем, мы оба прекрасно знаем эту историю, а я уподобляюсь старику, по сто раз повторяющему одно и то же. Я просто хотел сказать, что Лора может снова потерять рассудок, пытаясь убежать от реальности, от ужасного зрелища своего разрушенного дома. Посмотри на нее, она замерла, стоя на коленях в золе.

— Господи! Тошан, ее нужно спасать. Я пойду к ней. Быть может, я смогу образумить ее, вытащить из этого состояния подавленности. Прошу тебя, возвращайся в Маленький рай, побудь с детьми. Наверняка они очень встревожены.

— О, не волнуйся, в их возрасте можно защититься от мира взрослых. Они придумывают себе развлечения, поддерживают друг друга, находят повод для смеха. Иди, Мин, иди, моя любимая женушка-ракушка.

Услышав это нежное прозвище, впервые прозвучавшее в их первую брачную ночь, Эрмин расплакалась. Поцеловав мужа в губы, поддерживаемая этим моментом душевной близости, она быстрым шагом направилась к крыльцу.

— Мама! — крикнула она. — Мама, это я, Эрмин. О Господи, мама… Ты вся перепачкалась! Ради Бога, пойдем со мной! Ты меня узнаешь?

Лора подняла к ней свое покрытое сажей лицо. Даже ее губы были серыми.

— Доченька? Моя маленькая Мимин, ты здесь? — всхлипнула она.

— Разумеется, я пошла за тобой, опасаясь, как бы ты не совершила какую-нибудь глупость. Увидев тебя здесь, я решила, что ты потеряла память. С тобой такое уже случалось на фоне сильного стресса.

— Я ничего не забыла, увы! — Лора даже не пыталась встать. — О! Я думала, что здесь мы будем счастливы и защищены. Видишь, осталась только пыль и камни. Моя мечта покоится здесь, посреди этого хаоса. Мои роскошные туалеты, мебель, мои драгоценности, книги, почти пятнадцать лет праздной, уютной, идиллической жизни. А рояль, Эрмин, этот потрясающий рояль, который я доставила из Монреаля: он принадлежал Фрэнку Шарлебуа, моему покойному мужу, мужу той эпохи, когда памяти не было со мной. Да, я жестоко наказана. Господь ясно дал мне понять, что я слишком долго наслаждалась состоянием, которого не заслуживала. Все так и есть, только подумай! Все эти деньги, которые я транжирила направо и налево, были заработаны не мной, не моим потом и кровью, нет, нет… Я легла в постель к стареющему мужчине вдвое старше меня. Вот и весь изнурительный труд, не так ли? Он даже сделал мне ребеночка, несчастного младенца по имени Жорж, который не смог выжить. Я никогда не думаю о нем, черствая эгоистка! Господи, как же я страдала, глядя на это маленькое безжизненное тельце, когда акушерка сказала мне, что у меня уже был другой ребенок. Напрасно я ломала голову, там была полная пустота. Мне хотелось кричать от ярости при мысли о том, что где-то живет частичка меня, о которой я ничего не знаю и которую вряд ли когда-либо найду. Ко всему прочему, Жорж умер. Я не имела права быть матерью…

Лора рыдала, лицо ее исказилось гримасой боли. Эрмин взяла ее под мышки, чтобы заставить встать.

— Мама, зачем ты мучаешь себя, вспоминая все это! Не стой здесь, прошу тебя. Пойдем, сядем в саду, в тени липы. Ты ведь сама ее посадила. Она не сгорела, кусты роз тоже целы.