Когда сказать да - Лесли Мэримонт Страница 30

– Значит, говоришь, просто секс?

– Ага. – Она гордо задрала подбородок. – Усвоил? Или ты согласен на это, или вали ко всем чертям! Дело твое.

Как будто она не знает мужчин! Естественно, он согласится.

– Хм.

– Я не поняла: да или нет? – Неужели он откажется?

– Послушай, – начал Брюс, – ты не находишь, что тебя переполняет ненависть? Может, ты просто хочешь отомстить Рою? Показать ему, что не он один способен так поступать.

– Какая ерунда! Если бы я задумала отомстить ему, неужто стала бы тогда молчать о нас с тобой? Конечно нет! Я бы первым делом, когда вернулась из Саншайн-Бич, ему все выложила. Теперь Рой для меня пустое место.

Если Эйприл хочется трахаться с ним, пусть трахается!

– Только без нервов! Я просто спросил. – Страстность Мелинды его озадачила.

– Вижу, вижу! – язвительно произнесла она.

– Что ты видишь? У каждого мужчины есть гордость.

– Это уж точно! Гордости у вас хоть отбавляй! Едва приметите смазливую девчонку, и плюете на все, лишь бы заняться с ней любовью.

Брюс что-то пробурчал себе под нос. Потом посмотрел на Мелинду и сказал;

– Ты думаешь, что и мне хочется только секса с тобой?

– Разумеется. Иначе чего ж ты выпрыгиваешь из штанов?

Он ухмыльнулся.

– Возможно, ты права. А возможно, прав я, Но ты все равно не узнаешь правды, поскольку не хочешь, чтобы мы говорили.

– Ничего, как-нибудь переживу. – Придется.

Лучше жить одним сексом, чем погружаться в его проблемы, проникать в его душу. И так он слишком глубоко засел у нее в сознании. Черт его знает, он, быть может, не такой испорченный, как она сначала подумала, но доверять ему свое сердце – благодарю покорно! Вине и Рой, мужчины, перед которыми она раскрыла свою душу, предали ее при первой же возможности. Третьего раза она не допустит. – Что ты все бурчишь? – раздраженно спросила она.

– Это у меня с детства.

– Плевать мне на твое детство!

– Да, извини, забыл. Итак, когда ты намерена поехать в Саншайн-Бич?

Мелинда нахмурилась.

– Не знаю. Во-первых, я хочу серьезно поговорить с отцом. Во-вторых, нужно навести порядок в коровнике и еще раз хорошенько объяснить Люси, как обращаться с животными. А то без отцовской заботы им приходится совсем худо.

– Согласен. Думаю, есть смысл переночевать здесь. Люси вряд ли будет возражать. К тому же я обещал отведать ее чаю с бергамотом, а свои обещания я всегда исполняю.

Конечно! Ты обещал жениться на той девушке, Марии. И где же твое обещание?

– Ну вот, выпьешь чай, – сказала Мелинда, – и поедем.

– Вряд ли это хорошо. Нам придется ехать по побережью, дорога плохая, и ночью там довольно опасно. Лучше уж выехать спозаранку.

– Как скажешь. – Опять он строит планы, а она ему подыгрывает! Ведь именно ему захотелось устроить неделю непрерывного секса. А она согласилась! – Иди в дом, – сказала она. – Люси приготовила тебе поесть. Кухарка она что надо, тебе понравится. А я пока закончу с коровой, приберусь здесь. Да и обсохну заодно.

Он задумчиво посмотрел на нее.

– Я тебя подожду.

– Не стоит. – Она выпрямилась и в упор посмотрела на него.

Брюс пожал плечами.

– Ладно. Увидимся.

Прошел час. Мелинда покончила с делами и отправилась завтракать. Солнце палило вовсю.

Со вчерашнего вечера у нее крошки во рту не было. Но есть не хотелось. С тех пор как в ее жизни появился Брюс, ей хотелось совсем другого. Секса.

Господи, неужели она за здорово живешь согласилась взять недельный отпуск и заниматься с ним сексом?

Что она скажет Максу? Правду? Ха!

Наврет, что ее отец болен и она боится оставить его одного? Поверит ли Макс? Возможно, поверит. Когда дело касается семейных проблем, он смягчается.

Еще надо Рейчел позвонить, она же обещала ей сообщить новости. Рейчел она тоже наврет?

Как трудно обойтись в жизни без лжи…, Вдруг она услышала громкий смех. Это еще что такое? Отец! Отец хохочет во все горло! Не может быть! Он целую вечность так не смеялся.

Смех слышался из кухни. Мелинда на полпути развернулась и пошла к черному ходу, из которого можно было попасть прямо на кухню.

У нее сразу возникло дурное предчувствие, и оно ее не подвело.

Она вошла в кухню и остановилась как вкопанная. Отец сидел за столом, подложив под спину подушки. Его старая рубашка вылезла из штанов, рукава были засучены. А в руках он держал старый фотоальбом и хохотал. Рядом сидел Брюс со странным выражением лица – смесь удивления и восхищения. Он тоже смеялся.

Альбом! Она сразу его узнала. В нем ее фотографии, сделанные после смерти матери. Когда ее разнесло! Она тогда была маленького роста, поэтому ее всегда ставили в передний ряд. Так что для любого, кто взял в руки фотографию, ее прелести сияли во всей красе. Жирное лицо, огромный живот, толстые ноги. Кошмар!

Мелинде показалось, что она сейчас хлопнется в обморок. Брюс посмотрел на фотографию, затем перевел взгляд на нее и сказал:

– А тогда ты была тоже ничего.

Мелинда бросилась к отцу.

– Какого черта тебе пришло в голову смотреть альбом! Зачем было показывать снимки без моего разрешения! – Она выхватила у него фотографии. Ее глаза наполнились слезами. – Ты и так вечно надо мной потешался. Но я никогда не думала, что ты способен выставить меня на всеобщее посмешище!

Сквозь слезы Мелинда взглянула на фотографию и поняла, что зря переполошилась. Это был другой альбом, тот, в котором были ее детские фотографии. Вот тут, слева, она одна, а с правой стороны они стоят втроем, с отцом и матерью.

Точно! У того альбома и обложка другая. Значит, она напрасно устроила истерику. Еще раз выставила себе полной идиоткой!

Мелинда больше не в силах была сдерживать слезы. Она бросилась вон из комнаты. Скорее, в спальню, на свою любимую кровать. Она столько плакала там в детстве! Поплачет и сейчас.

Она зарылась головой в подушку, но слезы катились градом. Заскрипела дверь. Люси! Только она ее понимает, ей сочувствует. Ах, Люси, что бы я без тебя делала!

– Знаю, – всхлипнула Мелинда в подушку, – я вела себя как последняя дура!

– Вовсе нет. Это моя вина.

Это была не Люси.

– Папа!

– Да, я. Пришел просить у тебя прощения.

Ты, наверное, подумала, что я забыл про свои отцовские обязанности. Когда умерла мама, нам обоим было нелегко. Но я видел, как ты страдала, и ничем тебе не помог. Погрузился в свое горе и даже не подумал, что тебе сейчас, может быть, гораздо тяжелее, чем мне.