Игра или страсть? - Элизабет Торнтон Страница 30

Эти мысли теснились у нее в голове, когда она шла по коридору к комнате Эмили. Девочки спали, свернувшись калачиком и обняв друг друга.

Марион шмыгнула носом и опустилась на ближайший стул. Она долго сидела, глядя на сестер, и думала, думала. Раньше она хотела, чтобы только они были здоровы и счастливы. Теперь в ее маленький мирок незаметно пробрался третий, и ей приходится беспокоиться о троих.

Она снова шмыгнула носом. Несколько недель назад Дэвид Керр был ее самой насущной проблемой, теперь же она не знала, что и думать. Непохоже, что Дэвид – тот человек, который напал на нее. Она расплатилась с ним – отдала материнские изумруды. Этого ему должно хватить с лихвой. К тому же он ничего не знает о Ханне.

Где письма Ханны? Она вздрогнула, вспомнив, как ей нечем было дышать. Ей никогда не забыть звук этого голоса. Это не голос Дэвида. Это что-то новое, что-то, что Брэнд понимает, а она нет.

Вздохнув, она поднялась. Если бы в кровати сестер было место, она бы легла вместе с ними. Интересно, будет ли она когда-нибудь чувствовать себя снова в безопасности?

Ее комната располагалась несколькими шагами дальше по коридору. Она зажгла свечу от угольков в камине и поставила ее на каминную полку. Лакей принес сундук с ее одеждой, и она рылась в нем в поисках ночной рубашки, когда кто-то тихонько постучал в дверь.

– Марион?

Голос герцогини. Марион быстро прошла к двери и открыла ее.

– О! – воскликнула она чуть слышно.

– Могу я войти?

– Да, пожалуйста.

Герцогиня с достоинством вошла и села в вращающееся кресло у камина, грациозным взмахом руки указав Марион на кресло напротив. Марион подчинилась и села, держа спину прямо и сложив руки на коленях.

Слабо улыбнувшись, герцогиня сказала:

– Я не могла отправиться спать, не сказав вам, как я счастлива по поводу вас с Брэндом. Уверена, вы знаете, что мой внук – хороший человек. Возможно, с ним нелегко жить и его нелегко любить, несмотря на это, он хороший. Но разумеется, вы это знаете.

Марион прищурилась, глядя на герцогиню. Она не похожа на горячо любящую бабушку, но кто их разберет, этих Фицаланов? Как можно любезнее она проговорила:

– Уверена, мои сестры скажут то же самое обо мне. Герцогиня кивнула:

– Я вас поняла. Самые близкие нам люди знают все наши слабости и недостатки. Но я надеюсь, и вы меня поймете. – Она слегка наклонилась вперед, опираясь на трость. – Будьте ко мне снисходительны, Марион. Есть некоторые вещи, которые вам следует знать, если вы действительно хотите понять моего внука.

Марион сидела не шелохнувшись. В этот момент не стоило перебивать герцогиню, а не выглядела теперь ни величественной, ни надменной. Она казалась скорее хрупкой, словно одно неверное слово могло сломать ее.

Медленно выдохнув, она продолжила:

– Несмотря на то что вы могли слышать, отец Брэнда не был плохим человеком. Он не бросал Брэнда и его мать. Это старый мистер Гамильтон настроил Брэнда против отца. Правда заключается в том, что мой сын без памяти влюбился в Фейт Гамильтон, когда был чуть старше Эндрю. Он хотел жениться на ней, как только достигнет совершеннолетия. Между ними все было условлено, но вмешался отец Фейт, мистер Гамильтон. Она была полностью в отцовской власти, и даже когда забеременела, отец не смягчился. У нее не хватило характера противостоять отцу. Когда Брэнду было несколько месяцев, она умерла, как некоторые говорят, от разбитого сердца. Но не только ее сердце было разбито. Мой сын никогда не порывал с ней. Но он чувствовал, что его предали, и пустился во все тяжкие.

Когда герцогиня замолчала, чтобы собраться с мыслями, Марион рискнула заметить:

– Я уже догадывалась, что произошло нечто подобное. Герцогиня удивилась:

– Что навело вас на эту мысль? Марион слегка пожала плечами.

– Ваш сын назначил Брэнда единственным попечителем своей собственности. Он дал ему дом, заплатил за образование. Я подумала, что он очень сильно любил Брэнда и, возможно, чувствовал себя виноватым за то, что все так вышло.

– Да, чувство вины действительно терзало его. Брэнд был его первенцем, сыном Фейт. Брэнд должен был унаследовать его титул и состояние… и унаследовал бы, если б не озлобленный старик, который презирал наше положение и богатство.

Герцогиня слабо улыбнулась:

– Брэнд оказался между двух миров – Прайори и Грейнджем.

– Роялисты и «круглоголовые», – мягко проговорила Марион.

– Да, но тут больше, чем возрождение старых сражений. Мистер Гамильтон был пуританином. В его глазах Фицаланы были безбожниками. Он не хотел, чтобы его дочь и внук подверглись нашему разлагающему влиянию.

Повисло долгое молчание. Наконец Марион спросила:

– Почему вы рассказываете мне все это?

– Возможно, я слишком многого жду. – Герцогиня довольно долго изучала Марион, затем продолжила: – Не думаю, что мой внук когда-либо обретет душевный покой, если не научится наводить мост между этими двумя мирами. И более того, я хочу, чтобы он знал правду о своем отце.

Она вскинула руку, заметив, что Марион собралась что-то сказать.

– Он меня не слушает. Не думаю, что станет слушать вас. Но все равно я должна попытаться ради памяти сына и ради Брэнда тоже. Нельзя носить в себе так много горечи.

У Марион было такое ощущение, словно она видит герцогиню в первый раз – не устрашающую, всевидящую, всезнающую старуху, которую она себе представляла, а такую же женщину, как она сама, с теми же страхами и стремлениями.

Марион чувствовала себя ужасно из-за того, что обманывает ее. Она никогда не выйдет замуж за Брэнда, никогда не выйдет замуж, и точка.

Она взглянула на свою левую руку без кольца, а когда подняла глаза, то натолкнулась на пристальный взгляд герцогини. Слова вырвались у нее, казалось, против собственной воли:

– Ваша милость… мы не помолвлены. Я это выдумала, чтобы мне позволили увидеть Брэнда.

Правда, похоже, ничуть не обескуражила герцогиню. Напротив, признание Марион позабавило ее.

– Ну разумеется. На вашем месте я поступила бы точно так же.

Марион закусила губу. Очевидно, герцогиня не поняла.

– Вы не понимаете. Брэнд не просил меня выйти за него.

– Ну так попросит. В этом я абсолютно уверена. Его только нужно слегка подтолкнуть, и, полагаю, объявление перед семьей – как раз то, что нужно.

Когда герцогиня поднялась и пошла к двери, Марион поспешила за ней, чтобы открыть дверь.

– Но… ничего же не решено.

Герцогиня улыбнулась, потрепала Марион по щеке и вышла из комнаты так же величественно, как и вошла.

Марион вернулась в свое кресло. Ей предстояло так много всего обдумать, но, к счастью, сейчас ее оцепенелый мозг был не в состоянии что-то решать.