Необыкновенное путешествие в безумие и обратно (Операторы и вещи) - Барбара О'Брайен Страница 30

Какую ошибку я допустила в прошлом? Какое чудовище я пыталась запереть в подсознании? Почему оно выжидало, пока не выбрало момент для нападения? Почему оно предпочло до поры до времени смириться с клеткой, вместо того, чтобы разгуливать на свободе, скрыв под маской свою сущность (аналитик называл подобное замаскированное чудовище сублимацией, имея в виду мое сочинение, представлявшее собой, по его мнению, не что иное, как сублимированное половое влечение). Мое чудовище предпочло оставаться в запертой клетке, пока не достигло таких гигантских размеров, что разнесло клетку и вломилось в мой разум.

Мои мысли постоянно возвращались к одному любопытному моменту. Крючколовство. Без сомнения, можно было провести четкую параллель между уловками Мак-Дермота, Гордона и Босвела и профессиональной сноровкой Западных Парней. Ясно, откуда Нечто черпало материал для своего сюжета о крючколовах. Все эти размышления натолкнули меня на мысль, что неплохо бы написать об Операторах и их деятельности, поскольку, возможно, ключ к тому, что тревожит мое подсознание, отыщется в их разговорах, которые вляются символическим языком подсознания.

Я припасла бумаги и погрузилась в работу. В отличие от шизофреников, прошедших шоковую терапию, у которых галлюцинации стерты из памяти, мои воспоминания об Операторах были предельно четкими. Помимо того, что Нечто определенно настояло на дальнейшем пребывании в Калифорнии, оно также выказало заметную склонность к бумагомаранию, а поэтому оказалось расторопным соавтором, и повествование об Операторах ложилось на бумагу без всякого усилия.

Работу за машинкой я чередовала с походами в библиотеку за литературой о шизофрении. Не понадобилось много времени, чтобы выяснить, что исследователи в области психиатрии все еще бродят в тумане, окутывающем причины болезни, а практики отважно ныряют в озеро догадок относительно тех же причин.

Такое смятение умов легко объяснимо. В отличие от других психических заболеваний, когда у пациентов наблюдаются почти идентичные эмоциональные комплексы, у шизофреников они не имеют ни малейшего сходства. Что особенно загадочно, шизофрения с одинаковой частотой поражает как людей уравновешенных, так и людей с неустойчивой психикой. Болезнь не выбирает между экстравертом и интровертом; между мужчинами и женщинами; между расами и национальностями; между религиозными конфессиями; между людьми разного социального положения и благосостояния. Она бесстрастно метит свои жертвы, к какой бы из многочисленных придуманных теоретиками групп населения они ни принадлежали. Пожалуй, только в одной области болезнь в какой-то мере проявляет свое пристрастие: большинство жертв находятся в возрастной группе от двадцати двух до тридцати двух лет. С другой стороны, шизофренников с избытком хватает среди сорока-, пятидесяти-, шестидесяти- и семидесятилетних, да и среди детей и подростков показатели тоже неплохие.

Почему-то каждый ученый начинал свой трактат о шизофрении в негодующем тоне, бичуя болезнь как самую мучительную, самую необъяснимую и самую загадочную среди остальных нарушений психики. Мне неясно, почему подобного рода вступление стало почти ритуальным, тем более, что каждый охотно подбрасывает собственную идею в огромный котел догадок и предположений. Одни уверены, что болезнь — следствие неразрешенных эмоциональных конфликтов, даже если невозможно определить суть конкретного конфликта. Однако большинство ученых, повергнутые в смятение молниеносной скоростью и неразборчивостью, с которой шизофрения одинаково проглатывает и уравновешенных, и неуравновешенных, с неменьшей уверенностью утверждают, что причины болезни имеют не эмоциональное, а органическое происхождение. Шизофрения, по их предположениям, вызывается попаданием в кровь ядовитых веществ, образующихся в результате нарушения эндокринной системы. "Это дисфункция гипофиза", — утверждают одни. "Все дело в дисфункции щитовидной железы", — возражают другие. "Вовсе нет, — настаивают третьи. — Здесь замешана дисфункция надпочечников".

Такой же разнобой наблюдается и в методах лечения. Одни уверены, что только шоковая терапия, с первых дней болезни и до выздоровления, может спасти больного. Нет, возражают другие, шоковая терапия не излечивает, и если она не принесла облегчения на начальных этапах, ее дальнейшее применение является издевательством над больным и, возможно, наносит вред его здоровью. А третьи считают, что никто не верит в целительную силу шоковой терапии, а ее длительное применение лишь помогает сделать пациента покорным, чтобы он не доставлял хлопот персоналу больниц. (Тем более, что администрация, как правило, испытывает трудности при наборе людей на эту тяжелую и низкооплачиваемую работу).

Есть свои поклонники и у транквилизаторов. Бывали случаи, когда успокоительные лекарства творили чудеса, излечивая больных в течение нескольких недель. Но тут же возникали возражения: эти средства хороши для тревожных состояний, но не годятся для прочих больных, а их длительное применение опасно. Широкое использование психотропных средств в больницах играет ту же роль, что и шоковая терапия: сделать из шумного, буйного, неуправляемого сумасшедшего тихое, покорное существо, удобное в обращении, но ничуть не просветлевшее разумом.

Обнаружилось много интересного материала относительно лечения словом. Большинство шизофреников не воспринимают этот метод терапии. Больной, как правило, упорно смотрит сквозь психиатра отсутствующим взглядом. Однако, как отмечают многие психиатры, у склонных к беседе больных наблюдается необычная способность читать чужие мысли, что приводит собеседника в полное замешательство. В переводе на язык психиатрии это звучит как "сверхъестественная способность шизофреника чувствовать не оформленные в словах и лишь частично осознаваемые психиатром ощущения". С ликованием я читала многочисленные описания этого же явления, поражающие разнообразием ученого глубокомыслия. Пальму первенства я отдала следующему пассажу: "Реактивность шизофреника в отношении эмоциональных стимулов, являющихся подпороговыми для перцептивного аппарата нешизофреника". (Эк, завернули! Что до меня, то это не что иное, как приспособление Нечто. Привинтил к аппарату — и считывай чужие мысли. Лично мне все ясно, как Божий день). Тем не менее, приятно было узнать, что подобный талант демонстрировали и другие шизофреники. Таким образом, явление обретало характер нормы, хотя бы для нас, шизофреников. По крайней мере, никакого колдовства.

Один из авторов посвятил явлению несколько объемистых параграфов, наглядно демонстрирующих его собственное тупоумие: "Шизофреник, понимаемый как своего рода эксперт по вопросам ирреального и неадекватного поведения, быстро улавливает признаки подобного поведения в других, особенно в психиатрах. Это свойство объясняется той легкостью и простотой, с которой шизофреник расшифровывает собственные подсознательные импульсы и вступает в контакт с первичными процессами, управляющими его id, и т. д.". Но меня абсолютно покорил заключительный абзац, где автор делится ценным, по его мнению, наблюдением со своими коллегами-психиатрами. "Шизофреник, — предупреждает автор, — обладает сверхъестественным свойством проверять на прочность свои отношения с аналитиком, прощупывая слабину последнего, что в известной степени ограничивает возможности терапевтического воздействия".