Чадо от профессора - Саша Ким Страница 30

Я ощутила как низ живота скрутило тугой пружиной, когда профессор, не отрывая от меня глаз, облизал губы. Заерзал в кресле, словно ему стало крайне неудобно в нем находиться. Мощные руки вцепились в подлокотники, как если бы он пытался удержать себя на месте.

У меня мурашки по спине побежали от одного только предположения, о чем сейчас думает мой несносный профессор. Под кожу пробралась волнительная дрожь, словно предвкушение чего-то…

Не могу больше.

Я молча слезла с кровати и спряталась в ванной.

О Боже! Я выдохнула. Что он тут делает?

В голову тут же ворвались воспоминания о ночном звонке. Какой ужас! Что я ему наговорила? Кажется, даже не все помню. Но зачем он приехал? Разве я сказала что-то такое, что могло вынудить его? Мы ведь молчаливо условились больше не нарушать границ. Так зачем он вообще взял трубку среди ночи?! Я ведь не присмерти была?

Наспех обмывшись и почистив зубы, я завернулась в полотенце. Блин, кажется я все ещё пьяная! Выдохнула и наконец вышла из ванной.

Константин Дмитриевич по-прежнему сидел в кресле:

— Где твой Виталик? — наконец заговорил профессор.

Я пожала плечами. Маска равнодушия на его лице дала трещину. Скулы напряглись, а в глазах вспыхнула ярость. Костя вдруг вскочил на ноги, нависнув надо мной:

— Почему он не следит за тобой? — прогремел он. — Ты нормальная вообще? Почему спишь с открытой дверью? Зачем так напилась?

Ночь же. Чего он так расшумелся. Ещё не хватало, чтобы мои родственнички сбежались.

Он продолжал ругаться, словно его действительно все это волновало. А я молча глядела на него, чувствуя себя наконец в безопасности.

Именно сейчас, когда он кричит, надрывая горло, я чувствую себя защищённой. В том числе от одиночества.

Наконец-то… кому-то не все равно.

КОНСТАНТИН

Я подавился своим гневом, когда Мандаринка, привстав на цыпочки, вдруг потянулась к моим губам. Тонкие пальчики прильнули к груди.

Ну же, Костя, очнись! Она чужая жена…

Ничего не помогало. И я знал это ещё с тех пор, как не смог устоять перед своей выскочкой-студенткой, хоть и нельзя было.

Да пусть хоть собственность самого дьявола! Если она сама хочет меня поцеловать… В бессилии перед этой девчонкой, я просто прикрыл глаза.

Какого черта она делает?

Мягкие губы коснулись моих. Я порывисто выдохнул, словно только того и ждал. Лера обвила мою шею руками. Прильнула всем телом.

Я боялся пошевелиться, словно мог вспугнуть ее. Но вот моя рука легла на тонкую талию, и я обнаружил под пальцами обнаженную кожу. Полотенце ускользнуло. Вместе с последней каплей моего самоконтроля.

Жестко прихватив затылок Леры, я с каким-то остервенением впился в ее губы. Руки жадно сминали нежную плоть.

Я хочу ее! Хочу! Плевать на все! Пусть после этого меня хоть уволят! Хоть убьют! Сегодня же отвезу ее в ЗАГС, чтобы она получила развод! Она должна стать моей!

— Моя маленькая, — прошептал я, осыпая ее тело поцелуями.

На ходу срывая с себя одежду, я подхватил Леру на руки. Я и сам не заметил, как мы оказались в кровати. Накрыл ее тяжестью своего тела, не прерывая поцелуев.

Не могу насмотреться, не могу насытиться ею. Даже когда она уже так близко. Я словно безумец! Так вот о чем говорил паромщик. Неужели это наваждение и есть любовь?

Я немного отстранился, чтобы взглянуть на свою девочку. Лежит такая беззащитная. Сморит на меня своими огромными глазищами. Пытается прикрыться руками. Вся ее напускная спесь словно испарилась. И сейчас я чувствовал себя нужным ей.

Значит любовь? Одно я знал точно, ни одна девушка из тех, что побывали в моих объятиях не вызывали во мне и доли такого трепета. Желания защитить. Жизнь отдать, если потребуется. Переплыть реку вплавь в мартовский холод. Наплевать на все запреты…

— Константин Дмитриевич, — взволнованно прошептала Лера.

— В темноте я просто Костя, забыла? — хрипло поправил я Мандаринку.

— Костя, я должна сказать…

— Если собралась оттолкнуть меня, то стоит делать это увереннее, — наставительно рекомендовал я. — Я уже не могу… остановится.

Уже через секунду я понял, что она собиралась сказать. По комнате разлился болезненный стон. Вот черт…

— Ш-ш-ш, — я замер, и принялся поглаживать мягкие волосы. — Это первый раз? Не может…

Я заглянул в глаза наполнившиеся слезами, и осекся.

— Сейчас пройдёт… Сейчас… — бормотал я, с трудом сдерживаясь.

Она девственница? Была. Я воспользовался ею! В ее первую брачную ночь?!

О Боже. Что я творю?! Стараясь пересилить свои желания, я попытался отпрянуть, но Лера вдруг обхватила мои плечи:

— Только не уходи, — в ее голосе звучал неподдельный страх. — Не сейчас…

— Куда же я теперь уйду? — прохрипел я. — Столько глупостей наделал.

— Мы только начали, а ты уже жалеешь? — с болью в голосе выдавила она.

— Дурочка, — я коснулся губами ее лба. — Я боюсь лишь, что ты станешь жалеть потом.

— Раз уже все равно поздно, то давай доведём это до конца…

ЛЕРА

Сейчас я не могла ни о чем думать. Как собственно и всегда в его присутствии.

Только его сильные руки, что сжимают мою плоть. Хриплые стоны, что свидетельствовали о том, как ему хорошо со мной. Тяжесть его тела, что вжимала меня в жесткий матрас.

Я тянулась к нему всем естеством. Неумело. Инстинктивно. Но его отклик позволял мне действовать смелее.

— Лерочка, — прошептал он, упираясь лбом в мой лоб, — что же я наделал…

— Я… кажется, — чувствуя, как сознание плавится от его настойчивых действий, я едва могла говорить, — люблю тебя, Константин Дмитриевич…

— Ммм, — он сдавлено застонал, накрывая мои губы своими.

Я почувствовала, как в голове стали взрываться фейерверки. Тело словно воспарило, а затем вновь рухнуло на кровать. И тяжелая голова легла мне на грудь.

— Что ты такое говоришь, глупышка? — пробормотал Костя, немного отдышавшись. — Это все неправильно.

Я напряглась.

Чувствовала, как хрупкое счастье, которое затаилось во мне, готово вот-вот раскрошиться.

— Ты не можешь… любить меня, — Костя поднял голову и заглянул мне в глаза. — Я тебе вечно жизнь порчу. Даже сейчас… Ты ведь до сих пор пьяна, поэтому даже не способна осознать, какую ошибку я совершил. Я воспользовался…

— Заткнитесь уже, Константин Дмитриевич, — прошипела я, пытаясь выбраться из его объятий. — Если бы я не думала об этом в трезвом рассудке, ни за что не совершила бы даже будучи пьяной в стельку!