Твое прикосновение - Мередит Дьюран Страница 30

Морленд негодующе ударил тростью об пол.

— Черт возьми! Да это же урожай сорок шестого года, болван ты этакий!

— Ха, это тебе дворецкий сказал? Он тебя надул. Я всегда подозревал, что этот тип водит тебя за нос. — Повернувшись к Денбери, Джеймс продолжил: — Должно быть, вам пришлось нелегко. Я имею в виду переезд из тропического климата в Гемпшир.

Денбери откашлялся.

— Нет, сэр. Не могу сказать, что я об этом пожалел. Вне всякого сомнения, мирная жизнь предпочтительнее.

— О да. Конечно, в сумасшедшем доме все так мирно и спокойно.

Морленд раздраженно проворчал:

— Хватит светской болтовни. Перейдем к делу. Денбери вручил графу и виконту по стопке бумаг. На верхнем листе было четко отпечатано имя Стеллы. — Это квартальный отчет про леди Боуленд.

Надо же! Словно Стелла какой-то актив, об успешном развитии которого нужно готовить схемы и расчеты для обсуждения акционерами. Джеймс с нарастающим отвращением перелистал страницы. Что она ела на завтрак, по дням. Как долго спала в каждую из ночей. Ее отношение к вечернему обслуживанию. Уровень проявленного интереса к развивающим текстам. «17 марта. Леди Б. отказалась взять экземпляр „Опыта благочестия“. Бросила в голову санитара сборник „Рассказы для инвалидов“».

— Что это? Лекарство от скуки? Господа да я сам сойду с ума, если меня заставить читать Ханну Мор!

Денбери с изумлением посмотрел на виконта:

— Прошу прощения, сэр, но Кенхерст — это не место для развлечений. Наша обязанность там состоит в полном восстановлении у пациентов морали и добродетели.

Мораль и добродетель. Боже милостивый, если бы можно было изгнать из английского языка всего два слова, то он выбрал бы именно эти.

— Разумеется. Как раз в этом вечно были проблемы у моей сестры. А то, что Боуленд едва не убил ее, вас совершенно не интересует. Ведь вся проблема в недостаточной морали моей сестры.

Морленд вновь ударил тростью по полу.

— Джеймс, твоего присутствия при этом разговоре совсем не требовалось. Веди себя прилично, а не то я велю вышвырнуть тебя вон!

— Но ведь это так интересно, — с вызовом ответил Джеймс. — Тебе не кажется? В конце концов, мы же обсуждаем судьбу твоей дочери. Скажите, Денбери, а как именно оценивается моральность человека? Неужели ее оценка зависит от… — он наугад открыл одну из страниц отчета, — от того, сколько жевательных движений он делает, откусив кусок хлеба?

— Ну, можно сказать и так, сэр. — Денбери бросил неуверенный взгляд на Морленда. — В Кенхеррте мы привыкли считать, что правила и установленные порядки — это ключи к здоровью тела, духа и рассудка.

— Боже! А вот эта фраза звучит очень знакомо. Полагаю, Дуайер заставляет всех своих подчиненных заучивать ее наизусть?

— Благодарю за предоставленный отчет, — сухо вмешался Морленд. — Можете доложить Дуайеру, что я доволен.

Когда Денбери поднялся, Джеймс недоверчиво хмыкнул:

— Да неужели? Разве ты не хочешь узнать, возможно ли досрочное освобождение Стеллы?

Искреннее удивление на лице Морленда поразило Джеймса сильнее, чем если бы его вдруг ударили по лицу.

— Вернись на землю, Джеймс. Суд никогда не примет такого решения.

— Старина, вспомни, сколько судей обязаны тебе?

— Все это не так просто, как ты думаешь…

— Но ведь досрочное освобождение — не бог весть какая редкость.

Морленд презрительно зашипел:

— Она ведет себя так, что об освобождении говорить не приходится. Вспомни, это ведь она настояла, чтобы мы не навещали ее.

— Еще не мешало бы выяснить, что именно она обратилась с такой просьбой, — сдержанно произнес Джеймс. — Например, взглянуть на письмо, написанное ею собственноручно. Но ты предпочитаешь слепо верить всякому вздору, которым потчует тебя Дуайер, не так ли? Ей-богу, ты, похоже, счастлив, что она остается там гнить заживо.

Лицо Морленда побагровело.

— Ради Бога, давай не продолжать этот бесполезный спор. Поговори лучше с родными Боуленда.

Денбери еще раз откашлялся.

— Должен сообщить вам, что у леди Боуленд наблюдается значительный прогресс. Мистер Дуайер выражает определенные надежды, однако считает, что полное восстановление может случиться только в будущем году.

Старый граф выпрямился в кресле.

— Скажите Дуайеру, что подобные заявления должны делаться не на его уровне.

По спине Джеймса пробежал колючий холодок.

— Боже Всемогущий! Да ведь у тебя нет ни малейшего желания вытащить ее оттуда! Ты намерен держать Стеллу в доме для умалишенных до конца ее дней.

Морленд с ненавистью посмотрел на сына:

— Не будь глупцом. Мы говорим лишь о том, что имеет место здесь и сейчас.

Будь все проклято! Санберн поднялся из кресла. Денбери испуганно вздрогнул.

— Как бы я хотел, чтобы ты очутился в самой страшной части преисподней! — низким резким голосом бросил Джеймс в сторону Морленда. Только эта грубая манера помогла ему удержаться от неистового крика. — Впрочем, что мне беспокоиться? Ведь ты уже на полпути туда.

Старый негодяй даже не моргнул глазом, хотя стал дышать с тяжелым присвистом, порываясь подняться на ноги. Подобное зрелище должно было бы пробудить жалость в душе сына. Поэтому то, как холодно Джеймс созерцал эту беспомощную попытку отца, несомненно, шокировало Денбери. Санберн не сомневался, что любой человек на месте этого посланца из сумасшедшего дома тоже был бы шокирован. Но так уж вышло в их семействе, что ближе всех отцу была Стелла. Именно она относилась к Морленду с нежностью и любовью. И если граф нуждался в сочувствии, ему следовало бы обратиться к своей несчастной дочери. А для этого, черт побери, он должен был сделать все возможное для ее освобождения.

Старый граф наконец выбрался из кресла.

— Извините нас, Денбери.

— Да уж, слава Богу, наш разговор прошел при свидетеле, — холодно заметил Джеймс.

Денбери торопливо вышел из комнаты. Когда за ним закрылась дверь, на губах Морленда появилась презрительная усмешка.

— Скажи-ка, Джеймс, мне очень важно это услышать от тебя лично. Какой, по-твоему, для меня толк от твоих мнений? Безрассудный, никуда не годный распутник, для которого любимое занятие — сидеть сложа руки и хныкать. Благополучие Стеллы тебя вообще не касается.

— Она моя сестра, или ты забыл это, бессердечный мерзавец?

— Совершенно верно, — сердито проворчал Морленд. — Но прежде всего она моя дочь. И мне нести за нее ответственность, а не тебе. И слава Богу, что это именно так! Дай тебе волю, и она оказалась бы вновь на людях, совершенно не защищенная от презрения и насмешек ее бывших приятелей…