Прекрасные разбитые сердца - Ками Гарсия Страница 3

– Участвовал в подпольном бою?

– Он не говорил. Но его руки были сбиты в кровь, и как пришел домой, сразу же прижал к челюсти пакет с замороженным горошком.

Рид втянулся в подпольные бои два месяца назад. Решил, что за одну ночь уличных боев может заработать денег больше, чем за две недели тренировок других борцов.

Однажды он привел меня на свой бой на парковке, где люди делали ставки. Эти бои, кровопролитные и жестокие, без правил и судей, практически не напоминали MMA ^[2] – да и любой спорт. И Рид наслаждался каждой минутой.

– Я волнуюсь за него, Тесс. Он может пострадать. – Сама она ни разу не ходила на подпольные бои. – Когда я завожу этот разговор, мы всегда начинаем ругаться.

Она тянет молнию на рюкзаке, которая не застегивается.

– Пожалуйста, не злись на него. Я тоже не хочу, чтобы он участвовал в этих боях. Но мама не может расплатиться по счетам.

Забираю у нее рюкзак и все перекладываю, чтобы поместилось.

– Я не злюсь. Просто волнуюсь. Если его поймают, то выгонят из лиги.

И это будет означать конец его мечте о профессиональных соревнованиях в Абсолютном бойцовском чемпионате ^[3].

Начав встречаться, мы разговаривали с Ридом по ночам, мечтая вслух. Что он будет получать звания MMA, пока его потенциалом не заинтересуется какой-нибудь спонсор или широко известный тренер. Что я буду играть в футбол за Дивизион I, а после окончания школы меня выберут для профессиональной игры.

– Он делает это ради меня, – тихо произносит Тесс.

– Ты не можешь винить себя. – Сражаюсь с молнией, пока она не застегивается. – Рид сам делает выбор. Никто не указывает ему, что делать.

Она улыбается.

– Кого-то мне это напоминает.

– Приму это за комплимент.

Тесс смеется, и ее голубые глаза загораются. Они с Ридом совсем не похожи, но потрясающие голубые глаза у них одинаковые. Голубой океан – как на фотографии с моими бабушкой и дедушкой на пляже Кубы, до их иммиграции в США. Я ни разу в жизни не видела такой голубой воды.

Направляясь к выходу, замечаю дыру в гипсокартоне за входной дверью.

– Что произошло? Как будто кто-то пробил в ней дыру.

Ее взгляд устремляется к дыре.

– Близко. Они с Ти Джеем дурачились, когда Рид открывал дверь. Ти Джей бросился на него, и они так сильно навалились на дверь, что она распахнулась и ручка вошла в стену. Мама не обрадовалась и заставляет Рида починить ее.

Что-то в этой дыре не так, но я не могу понять, что именно.

Тесс открывает дверь, в коридоре стоит ее мама и возится с ключами.

Миссис Майклс ахает.

– Я не слышала, что вы идете.

Круги под ее глазами темнее обычного. Наверное, возвращается с двойной смены в кафе. Тесс придерживает для нее дверь.

– Спасибо, милая. – Мама плетется внутрь, как будто ходит во сне. Пытается повесить ключи на крючок, но промахивается, и они падают на пол.

Я спешу поднять их.

– Извините. Не знаю, что со мной.

Миссис Майклс зевает.

– Ты работала восемнадцать часов подряд и устала, – говорит Тесс и убегает на кухню.

Ее мама улыбается мне.

– Как у тебя дела, Пейтон?

– Все хорошо.

Даже лучше. И я вдруг чувствую себя виноватой. Тесс возвращается с чашкой кофе и отдает ее маме.

– Спасибо.

Миссис Майклс опускается на диван, делает несколько глотков кофе и ставит чашку на край стола.

– Тебе еще что-нибудь нужно, пока я не ушла? – спрашивает Тесс.

– Нет, все в порядке. – Мама Тесс развязывает фартук и кидает его на стул. – Идите в школу.

Она откидывает голову на спинку дивана и закрывает глаза.

Мы на цыпочках выходим из квартиры, и Тесс запирает за нами дверь. К машине она идет по краю тротуара, словно по канату, ставя один потертый ботинок перед другим. Очевидно, она еще не слышала про университеты.

Теперь я жалею, что оставила письмо на пассажирском сиденье.

Когда мы доходим до машины, я стараюсь сесть первой и убрать его, но Тесс быстрее меня. Она поднимает письмо и открывает его.

– Подожди… – Я тянусь за ним, но она уже читает.

– Черт побери. – Она смотрит на меня. – Ты поступила! Почему ничего не сказала?

– Хотела сказать лично, но показалось, что момент неподходящий.

Она закрывает письмо и кладет на приборную панель.

– Почему? Потому что я жалею себя?

– Тесс…

– Прекрати. Это самое важное событие. – Она берет меня за плечи и трясет. – Ты поступила в университет Северной Каролины! Ты станешь следующей Алекс Морган!

При упоминании моей любимой футболистки я широко улыбаюсь.

– Сомневаюсь, но не сглазь.

– Нельзя сглазить неизбежное. – Она отводит взгляд. – Опережая твой вопрос, мне ничего не пришло, и я в порядке.

– Волноваться совершенно нормально.

Тесс прислоняется головой к окну.

– А что, если мне вообще не предложат стипендию?

– Письма разослали всего два дня назад. Многие ждут, – напоминаю ей. – И это лишь первый этап академических стипендий. Ты поступишь благодаря своему среднему баллу и оценкам за тесты.

Мы обе знаем, что она вряд ли получит футбольную стипендию. Тесс хорошо играет, но на поле не выделяется так же, как в классе.

Она начинает что-то говорить, но я добавляю:

– И я говорю это не потому, что ты моя лучшая подруга.

– Среднего балла и оценок за тесты может быть недостаточно.

– Ты еще поешь в хоре и являешься членом комитета по созданию ежегодников, и это впечатляет, учитывая, что ты – самая настоящая убийца рифмы, и твои единственные фотографии – селфи. – Уголок ее рта ползет вверх, поэтому я продолжаю: – К тому же у тебя в два раза больше часов общественных работ, чем у всех нас.

– Чтобы быть разносторонним, следует трудиться больше, чем на настоящей работе.

Тесс обнимает ноги и кладет подбородок на колено. Она не прекратит жалеть себя.

Пора переключиться на следующую ступень.

– Разве ты не рассказывала мне, что примерно пять процентов учеников, которым дают стипендию, отказываются от нее?