Любовники и лжецы - Бренда Джойс Страница 3

– …твою мать! – смачно выругался он.

Что возомнил о себе этот ничтожный мерзавец? Кто он такой? Какой-то молокосос со смазливой физиономией, с еще не обсохшим на губах молоком. Черт бы его побрал! Эйб не мог поверить, что тот отказался от денег и вернул конверт, в котором лежало десять тысяч зелененьких! Не скупясь на эпитеты, он ругал Уилла Хейуорда, этого болвана, который по собственной глупости попал в такую историю, что ему, Эйбу Глассману, пришлось вызволять его, подкупив какого-то продажного копа. Он откупился от чертовых сенаторов – ради Бога! А теперь вот еще какой-то желторотый детектив демонстрирует ему свои моральные принципы – в Нью-Йорке, городе, где моральных принципов не существует!

И пусть лучше этот мерзкий ниггер помалкивает, подумал Эйб, не то не сносить ему головы.

Эйб вспомнил, как рос в перенаселенном квартале. Отец, сапожник из России, был прикован к постели, разбитый параличом вскоре после кризиса 1929 года. Его мастерская находилась в этой же квартире. После школы Эйб проводил большую часть времени на улице, играя в хоккей или затевая драки с итальяшками и ниггерами, которые смеялись над его одеждой и сильным акцентом. Но это было в порядке вещей. Он их тоже ненавидел.

У него были две сестры и брат, как и он сам, всегда голодные. Чувство голода никогда не покидало Эйба в детстве. Даже сейчас он всегда подчищал до конца свою тарелку.

Поскольку отец был тяжело болен, жили они на гроши, которые зарабатывала шитьем мать. Эйб был старшим в семье и стал ловким воришкой. Он воровал у уличных торговцев продукты и приносил домой. Мать это знала, но молчала. Эйбу было известно, что она втайне молится о том, чтобы он не попался.

В тринадцать лет Эйб получил первую настоящую работу. На углу улицы находилась контора местного букмекера Эдди, длинного и тощего, как тростинка. Эйб собирал бумажки, на которых записывались ставки, и относил их на другой конец города Натану Хаммерштейну. Натан жил в хорошей квартире, казавшейся Эйбу настоящим дворцом, носил костюмы и начищенные до блеска коричневые штиблеты. Физиономию его украшали усы. Это сейчас Эйб понимал, как смешна была напускная важность Натана. А тогда он смотрел на него снизу вверх и мечтал, что когда-нибудь будет носить такой же роскошный костюм и иметь дом еще лучше, чем у Натана.

Работа хорошо оплачивалась – Эйб получал несколько долларов в месяц, – и это позволяло ему кормить сестер, брата и мать. Отец его умер зимой 1944 года после второго удара.

Эйбу еще не было восемнадцати. Смерть отца позволила ему избежать призыва в армию. Он считал, что ему повезло, ибо опасался, как бы что-нибудь не нарушило его планы. Подобно всем тем, кто не пошел на войну, Эйб работал на производстве, переведенном на военные рельсы. Кроме того, он подрабатывал на стороне, принимая ставки. Некто Люк Бонцио предложил ему место Натана Хаммерштейна, но Эйб вежливо отказался. Букмекерство не привлекало его.

Никто не понял Эйба, когда он поступил в колледж. Его сестры вышли замуж в возрасте шестнадцати и пятнадцати лет, младший брат пристроился на прежнюю работу Эйба и принимал ставки. Мать посмотрела на сына и, ничего не сказав, снова склонилась над шитьем. Он выбрал для себя бесплатную среднюю школу, завел одного друга и относился к учебе очень серьезно. Его другом был Уилл Хейуорд, красивый чистенький мальчик, дальний родственник Морганов, одного из старейших семейств в Нью-Йорке. Хейуорд был заурядным шалопаем с уже заметными признаками алкоголизма, однако Эйб знал, что когда-нибудь этот парень, с его связями в обществе, может понадобиться ему.

Пристрастие друга к алкоголизму и азартным играм Эйба не беспокоило. Наоборот. Он хранил информацию об этих слабостях на всякий случай.

Эйб окончил нью-йоркскую среднюю школу 3 июня 1948 года, когда ему было почти двадцать два года. Хейуорд уже получил работу в банке благодаря одному из своих дальних родственников. У Эйба работы не было, хотя кое-какие предложения поступали. С ним снова завел разговор Люк Бонцио.

– У тебя есть мозги и целеустремленность, – сказал Бонцио. – Нам нужны такие, как ты. С нами ты многого добьешься.

Эйб усмехнулся:

– Я действительно намерен многого добиться, но без вас.

Бонцио покачал головой:

– Когда-нибудь мы тебе понадобимся, и ты очень пожалеешь, что отказался.

Выждав две недели, Эйб отправился в банк, где работал Хейуорд. В тот день он впервые увидел Нэнси Уорт, кузину Уилла. Она выходила из его кабинета. В свои восемнадцать Нэнси была не только красива, но и отличалась утонченной элегантностью. Эйб тут же понял, что ему нужна Нэнси Уорт и разница в их общественном положении не имеет никакого значения.

– Я хочу взять заем, – сказал он Уиллу.

– А под какой залог? – удивился тот.

– Лавка моей матери.

– Сколько?

– Три тысячи долларов.

Хейуорд рассмеялся:

– Мы, конечно, близкие друзья, но я могу дать тебе за это не больше сотни!

– Пойдем пообедаем вместе, – сказал Эйб.

Пустив в ход все свое обаяние, а оно было немалым, Эйб предложил Хейуорду партнерство в обмен на заем. Как он и ожидал, Хейуорд капитулировал. Они составили перечень несуществующих статей недвижимости, оба подписались под ним, и Эйб получил три тысячи долларов. Он с ходу внес эту сумму в счет аренды кондитерской лавки на углу, которая стоила пятнадцать тысяч. Через несколько месяцев Эйб продал ее за двадцать тысяч.

Потом он взял в аренду ресторан и, продав его, получил вдвое большую прибыль, чем ожидал. Вскоре он имел несколько объектов арендованной собственности, расположенных в Бруклине. Эйб знал, что мог бы нажить состояние, занявшись строительством многоквартирных домов, если бы удалось несколько изменить законы о зонировании. Он уговорил Хейуорда прозондировать парочку членов городского совета на предмет возможности подкупа. Результаты оказались положительными.

Эйб построил свои первые многоквартирные дома.

Его честолюбивые планы устремились через реку, на Манхэттен. Цены на недвижимость стремительно росли, и Эйб вознамерился построить офисы в центре города. Для этого на одном из земельных участков необходимо было снести несколько жилых домов, но на сей раз ни члены городского совета, ни деньги не помогли ему: Эйбу преградило путь Движение за сохранение исторических памятников Нью-Йорка.

Бонцио обещал Эйбу убедить городской совет одобрить его план.

– Что ты за это хочешь? – спросил Эйб.

– Пустяк, – сказал Бонцио. – Всего шесть процентов от прибылей.

Эйб недоверчиво посмотрел на него.

– И еще поможешь нам провернуть сделку с недвижимостью во Флориде, – добавил Бонцио. – Нам нужен человек, хорошо разбирающийся в недвижимости.

Эйбу не хотелось заключать сделку с сомнительными личностями, но ему становилось тесновато в Нью-Йорке, возникла потребность выйти на новые просторы.