Потерянное озеро - Сара Эдисон Аллен Страница 3

– Девин встала? Сегодня ведь первый день летних каникул, – удивилась Кейт. – На каникулах она никогда не встает так рано.

– Думаю, лучше соблюдать распорядок дня. Осенью будет легче привыкать к школе – или я не права? Она на чердаке. Ты уж пригляди за ней, ладно?

Кейт неожиданно бросило в жар. Ее охватило очень необычное ощущение, словно она лизнула куркуму или шафран после того, как целый год ела пудинг. И теперь на языке и в горле неприятно жгло.

Она была раздражена.

Теперь Кейт проснулась окончательно и разозлилась. Конечно же, она присмотрит за Девин. Целый год она готовила для нее обеды и посещала школьные спектакли, сопровождала на экскурсиях и водила к окулисту. Ходила как сомнамбула, но прилежно выполняла материнские обязанности. У Крикет нет ни малейшего повода не доверять Кейт. Она способна позаботиться о своем ребенке.

За редким исключением.

В жизни всегда бывают исключения, в том числе редкие.

– Там такой беспорядок, – сказала Крикет.

Свекровь, одетая в элегантный костюм, стучала по спальне каблучками лабутенов. Из тщательно уложенной прически не выбивался ни единый волосок – такая у южанок манера. Она проверила шкаф, убедилась, что Кейт собрала вещи.

– Кажется, я говорила, можешь взять что захочешь на чердаке и сложить в гостиной. Иначе все останется новым владельцам. Но Девин не разрешай брать с собой старые тряпки, так будет лучше. А то осенью не заставишь ее избавиться от них. Кстати, утром я нашла ее школьную форму в мусорном баке!

Кейт поставила чашку на пол рядом с кроватью. Целый год Крикет, проводив Девин в новую школу, заходила к невестке в комнату и приносила ужасный кофе, черный как смола. Кейт терпеть его не могла. И пить больше не желала. Казалось бы, что может быть проще – отставь чашку и не пей! Крикет проследила за ней взглядом, и впервые за год сомнамбулической жизни Кейт охватил легкий трепет протеста.

– Я всегда разрешала ей летом носить что хочет.

– Мы с тобой прекрасно знаем, милочка, что это нехорошо, особенно теперь, когда она будет жить в моем доме.

– И Мэтт со мной соглашался, – сказала Кейт.

Это имя вдруг показалось ей непривычным. Оно стало чужим, звучало чудовищно, как ругательство.

Услышав имя сына, Крикет отвернулась. Говорить о нем она не любила. Никогда и ни с кем. Его образ она хранила в сердце, заперла внутри грудной клетки и не желала ни с кем делиться своим горем. Даже с Кейт, которой хотелось найти в матери Мэтта хоть крупицу любви к нему, чтобы немного утешиться.

– Сколько лет ты позволяла ей безнаказанно делать все, что она хочет? Ты встаешь, наконец? Новые жильцы приедут в полдень. Я, наверное, уйду с работы около трех. Я бы пришла помочь, но сегодня у нас завершение большой сделки. Днем жду вас у себя. Все должно пройти гладко. Список я составила. Да ты встаешь или нет?

Кейт медленно, осторожно поднялась, словно боялась потерять равновесие. Странное ощущение. Ноги еле держат.

Крикет остановилась в дверях, обернулась и пристально посмотрела на Кейт. Она понятия не имела, о чем свекровь сейчас думает. Никогда не понимала ее. Мысли Крикет не поддавались прочтению, словно давно забытый язык.

– Должно быть, очень хочется поскорее приступить к работе? Завтра подстрижем тебя как следует. Надеюсь, ты не против?

Кейт подняла руку и потрогала неровные, отросшие за год пряди.

Прошел ровно год с тех пор, как после похорон Мэтта Кейт закрылась в ванной и взяла в руки ножницы. Она смотрела на нержавеющую сталь лезвий, сверкающих в ярком полуденном свете, и в голову ей приходили самые разные мысли. Она и представить прежде не могла, что способна думать о таком. Это были мысли черные, непростительные. Потом Кейт поднесла ножницы к голове и все свое горе, все отчаяние выместила на длинных каштановых волосах. С каждым щелчком ножниц локоны падали на пол и превращались в крохотных птиц, которые, сбившись в плотную стаю, летали вокруг и каркали, каркали…

Мэтт любил ее волосы, густые и длинные, она нарочно отпустила их для него. Кейт с нетерпением ждала минуты, когда к ней в магазин, где она занималась бухгалтерией, забегал Мэтт и вынимал карандаш, поддерживающий прическу, чтобы полюбоваться на водопад волос, закрывающих спину и плечи. Еще ему нравилось, чтобы в постели она была сверху и волосы ее падали на него и липли к мокрой от пота коже.

Через несколько часов Крикет нашла ее лежащей на полу в ванной. От изумления свекровь опустилась на колени, и Кейт заплакала, обняв ее так крепко, что наверняка остались синяки. Крикет обработала порезы на голове Кейт и как могла подровняла ей волосы, чтобы не перепугать Девин. Внучке она в двух словах пояснила, что маме сейчас нужна именно такая прическа, за ней, мол, легче ухаживать.

Это был последний день, когда Кейт что-то чувствовала.

Так продолжалось вплоть до сегодняшнего.

Крикет ждала ответа.

– Да, – сказала Кейт. – Спасибо, Крикет. Спасибо за все.

– Что ж, до скорой встречи. У меня большие планы, нам с тобой есть о чем поговорить.

Свекровь повернулась и вышла.

Кейт слушала, как стучат ее каблучки по коридору.

Скрипнула, открываясь, дверь. Захлопнулась.

Заворчал двигатель автомобиля. Крикет уехала.

Кейт поспешила прочь из комнаты, пытаясь стряхнуть оцепенение и избавиться от ощущения потери ориентации в пространстве. «Боже мой, – подумала она, – это все происходит на самом деле». Она устремилась в конец коридора, где был чулан и стояла наготове складная стремянка.

Кейт поднялась на чердак, освещенный единственным окном. Пылинки летали вокруг, словно пепел. Ее восьмилетняя дочь что-то мурлыкала под нос, роясь в набитом хламом большом черном сундуке со ржавыми петлями. На крышке виднелись выцветшие от времени печатные буквы: «Мэрили».

За тот год, что Кейт пребывала в состоянии бесчувствия, Девин успела подрасти, и только сейчас мать как следует это разглядела. Личико округлилось, ноги стали длиннее. Кейт хотелось подбежать к ней, обнять, но она поостереглась: еще подумает, что мама сошла с ума. Они же виделись вчера вечером, когда она укладывала дочку спать. Для Кейт целого года как не бывало, но ведь Девин не догадывалась, что мать все это время провела в спячке.

Так что Кейт просто стояла и любовалась дочерью. Девин – удивительная девочка, уникальная! Кейт в жизни таких детей не видела. С первой минуты рождения в ней чувствовалась индивидуальность. Она была особенной, не походила ни на кого другого. И ничегошеньки не взяла от родни. У Мэтта в семье все гордились иссиня-черными волосами, ослепительно сияющими на солнце. Жгучие брюнеты рождались из поколения в поколение, и их роскошная шевелюра часто была предметом зависти окружающих. Кейт унаследовала ген, который придавал глазам оттенок яркой зелени. Последняя дурнушка с такими глазами превращалась в писаную красавицу. И вот вам Девин: волосы мягкие, цвета спелой ржи, а глаза голубые. Правда, левый глаз видел плохо. Когда девочке исполнилось три года, врач прописал ей глазную повязку. И ей это очень нравилось. И еще ей нравились ее вечно спутанные золотистые волосы. Она любила ленточки в горошек, носила юбки, коротенькие, как балетные пачки, розовые с зеленым носочки и оранжевые туфли из лакированной кожи. Девин мало обращала внимания на то, что о ней думают люди.